Потом мы тщетно пытались узнать, откуда они родом. Среди всех этих ужасов в памяти у меня осталась одна семья - человек средних лет, две женщины, дети, трое или четверо, - всех их бомбой разорвало буквально на куски.
Именно возле этой семьи я увидел человека, голова которого представляла кровавую массу, и я велел перенести его на операционный стол, удивленный, что он не ослеп и что жизненные центры у него не повреждены.
Уж и не помню, сколько пришлось наложить швов, чтобы как-то поправить его лицо. В нескольких шагах от меня стояла маленькая девочка и спокойно следила за моими движениями. Я спросил, не отец ли он ей, но ответа не понял - она говорила по-фламандски. Спустя полчаса, когда я оперировал раненую, я увидел, как этот человек в сопровождении маленькой девочки выходил из вокзала. Это было довольно поразительное зрелище в царящем вокруг хаосе. Я наложил на голову раненого огромную повязку, с которой он ходил среди толпы. Человек не отдавал себе отчета и, казалось, совсем не занимался девчонкой, которая семенила за ним по пятам. Я попросил одну из помощниц вернуть человека, ведь он был не в состоянии никуда идти, прежде чем ему не сделают еще одну перевязку. Вот приблизительно все, что я могу сказать, господин комиссар. Потом я напрасно наводил о нем справки. Видели, как он блуждал среди развалин, возле санитарных машин. Один из моих помощников, кажется, видел высокого человека средних лет, немного сутулого, когда он взбирался на военный грузовик, солдаты помогли влезть в кузов и девочке. Так вы думаете, что нашли этого человека?
- Я в этом уверен.
- Ну и что с ним сталось?
- Его только что обнаружили повешенным, и в данный момент я сижу напротив бывшей маленькой девочки.
- Вы будете держать меня в курсе дела?
- Как только сам разберусь. Спасибо, доктор.
Мегрэ вытер пот со лба, выколотил трубку, набил табаком другую и тихонько сказал своей собеседнице:
- А теперь расскажите мне вашу историю.
Мадам Барийар смотрела на него большими тревожными глазами и грызла ногти, забившись в кресло, как маленькая девочка. Вместо того чтобы ответить, она обиженно спросила:
- Почему вы обращаетесь с Фернаном как с преступником, почему надели на него наручники?
- Мы поговорим об этом позже. А сейчас, если вы ответите искренне, у вас будет больше шансов помочь вашему мужу.
Молодой женщине не терпелось задать ему один вопрос, вопрос, который беспокоил ее уже очень давно, может быть, всю жизнь.
- Скажите, Жеф был сумасшедший? Жеф Клаас?
- А разве он вел себя как сумасшедший?
- Не знаю. Я не могу сравнить свое детство ни с каким другим, а его ни с каким другим человеком.
- Начинайте с Дуэ.
- Грузовики, лагеря беженцев, поезда, жандармы, допрашивавшие старика, - мне он тогда казался стариком. От него они ничего не добивались и начинали допрашивать меня. Кто мы такие? Из какой деревни?
Я не знала. Мы шли все дальше и дальше, и мне кажется, что однажды я увидела Средиземное море. Я вспомнила об этом позже и подумала, что мы добрались до Перпиньяна.
- Клаас пытался попасть в Испанию? Чтобы оттуда уехать в Соединенные Штаты?
- Откуда мне это знать? Он ничего не слышал, не говорил. Чтобы понять меня, он внимательно смотрел на мои губы, и я должна была повторять много раз один и тот же вопрос.
- Почему он тащил вас за собой?
- Я сама не отходила от него. |