Первый образец мужского хамства я получила из рук — именно из рук — поэта.

Возвращались ночью откуда-то втроем: поэт, моя дважды с половиной меня старшая красивая приятельница — и 14-летняя, тогда совсем неказистая — я. На углу Тверского бульвара, нет — Никитского — остановились. Мне нужно было влево, поэт подался вправо — к той и с той.

— А кто же проводит Марину? — спросила моя очень любезная и совестливая приятельница.

— Вот ее провожатый — луна! — был одновременный ответ и жест занесенной в небо палки в виде крюка.

Из-за этой луны, ушибшей меня как палкой, я м. б. и не стала — как все женщины — лунатиком любви.

Seit diesem Augenblick, lieber Rainer, hat sich meiner der Mond angenommen.

Мёдон, 16-го февраля 1932 г. — в 21/2 раза старшая я. А нынче в 2 раза младший тогдашней меня Мур в первый раз пришел с вокзала один домой.

Поэт не может воспевать государство — какое бы ни было — ибо он — явление стихийное, государство же — всякое — обуздание стихий.

Такова уже природа нашей породы, что мы больше отзываемся на горящий, чем на строящийся дом.

Б. (разбой).

Разбой и богатырство — та же стихия, и он в России — воспет.

Я позволяю «организовывать свои страсти» только своей совести, т. е — Богу. Чем государство выше меня, нравственнее меня, чтобы оно организовывало мои страсти?

Il faut obéir à Dieu — plutôt qu’aux hommes.

(St. Paul)

(Затем — просьба об авансе — чего никогда не делаю — и об этом пишу — и заключение:)

— Как неприятно просить! По мне — и квартиры и статьи должны были бы идти даром.

Il n’y a qu’un seul enfant, une seule vieille, une seule jeune fille, un seul poète.

Nicht ich liebe den Dichter, aber jedesmal habe ich das Gefühl, dass er mich liebt: dass er mich liebt.

Que la terre est dure quand on tombe!

…Воскресные брюки — с воскресною юбкой

(Воскресные загородные поездки парижских любящих)

Реплики моим оппонентам на моем чтении «Искусство при свете Совести».

Слониму: — Природа не бесстрастна, ибо закон ее (один из ее законов!) борьба, со всеми ее страстями. Бесстрастно правосудие, знающее добро и зло и не прощающее.

Я вовсе не говорила, что искусства судить нельзя, я только говорила, что никто его так осудить не сможет, как поэт.

Человечество живо одною

Круговою порукой добра

стихи моей монашки я отстаиваю и формально. На всякого мудреца довольно простоты. Марк Львович до этой простоты — не дошел.

М. Л. говорит, что я говорю о себе лично, но говоря о себе лично, я говорю о поэте, о всей породе поэтов, поэтому это не мой личный случай, а личный случай всей Поэзии.

Бальмонту.

Моя тема не нова. Я не хочу нового, я хочу верного.

Милый Бальмонт, твои слова: «Гроза прекрасна, а сожженный дом и убитый человек — такая мелочь» — есть слова одержимого стихией. Твоими-то устами и гласят стихии.

Адамовичу:

— Если Адамович мне не верит — дело в нем, а не во мне.