Изменить размер шрифта - +
Я уже знал от доктора Макгилл а, каковы последствия обвалов, и он сказал, что крупяные лавины движутся очень быстро вплоть до двухсот восьмидесяти миль в час.

Он помолчал.

– Это промежуточная скорость, разумеется.

– Вы имеете в виду общую скорость движущейся снежной массы? – спросил Роландсон.

– Да. Но внутри этой массы существует постоянное коловращение, как утверждает доктор Макгилл. Это коловращение может привести к внезапным порывам, вдвое превышающим промежуточную скорость.

Роландсон поднял брови.

– Вы имеете в виду, что скорость лавины в это время может превышать пятьсот миль в час?

– Так меня информировал доктор Макгилл.

– Теперь я понимаю Ваши сомнения. Вы боялись эффекта «органной трубки», когда лавина катилась бы над главным входом шахты.

– Да, сэр. Всасывание могло быть очень сильным.

– Каков же второй тип обвала?

– Снежная мокрая лавина может скатываться и гораздо медленнее, возможно, со скоростью тридцать – сорок миль в час. В результате этой сравнительно небольшой скорости она могла бы остановиться над самым главным входом, и доктор Макгилл объяснил мне, что снег такой консистенции немедленно превращается в лед. Я видел опасность, что несколько сотен тысяч тонн льда неизвестной толщины отгородят людей в шахте от внешнего мира. Эти проблемы мы и обсуждали с мистером Камероном.

– И что же думал по этому поводу мистер Камерон? – спросил Гаррисон.

Камерон был скептичен.

– Боже! – воскликнул он. – Вы собираетесь разместить все население в отверстии горы?

– Это убежище.

– Хорошо, это убежище, я знаю, но это не просто. Например, когда именно может произойти катастрофа?

– Она может вообще не произойти.

– Точно. Так сколько они будут сидеть там и ждать? Люди смогут выдержать там от силы день, и, если ничего не случится, они захотят выбраться. Вы думаете, что сможете остановить их?

– Сможет городской совет.

Камерон присвистнул.

– Честно говоря, я не слишком завидую тем, кто будет находиться в шахте во время обвала. Миллион тонн снега, падающего с высоты приблизительно три тысячи футов, обязательно вызовет вибрацию.

Бэллард прищурился.

– К чему ты клонишь, Джо?

– Ну, ты ведь знаешь, как мы иногда шли в обход кое‑каких правил.

– Я уже видел результаты этих нарушений. Фактически, я написал об этом доклад в правление. Я ведь недолго здесь работаю, Джо; недостаточно долго, чтобы получить возможность что‑то исправить. И сейчас я хочу сказать тебе, что это прекратится. Почему, скажи ты мне Бога ради, ты позволил им так поступать?

– Я мелкая сошка, – ответил Камерон. – Мой нынешний начальник – этот жалкий комок желе, Доббс, а над ним – Фишер, что одной ногой в могиле и вряд ли соображает, что к чему. Остальные не лучше. Гуманисты они только в одном – если, скажем, особо старательный работяга хочет зашибить деньгу, нарушив какое‑то правило, он всегда может это сделать. Доббс на такие вещи смотрит сквозь пальцы, потому что сам кое‑что с этого имеет.

– А ты?

Камерон уткнулся взглядом в пол.

– Может быть, я тоже.

Он с вызовом посмотрел на Бэлларда.

– Я этого не оправдываю. Я просто говорю как есть. Мне не нравится Доббс, и я это делал не ради денег. Я делал это ради работы, Йен. Мне приходилось держаться за свое место. Это последнее место главного инженера, которое я получил. Если я потеряю его, то скачусь вниз, стану помощником какого‑нибудь ловкого молодчика, который делает карьеру, а когда ты будешь в моем возрасте, ты поймешь, что на это невозможно согласиться. Если бы я не играл в эти игры, меня бы уволили.

Он невесело засмеялся и похлопал Бэлларда по плечу.

Быстрый переход