– С кем-то?

– Нет, один.

– Про вино, наверное, забыл.

– Нет.

– Ты купил вино?

– Да, купил.

– Тогда сейчас же поезжай домой.

– Хорошо. Если ты хочешь, чтобы я приехал домой, я еду.

– Я подожду на телефоне, пока ты расплатишься. Или ты уже расплатился?

– Нет. Но сейчас расплачусь, если хочешь.

– Я хочу, чтобы ты расплатился. Я подожду.

– Все, плачу. Прямо сейчас.

Тодд подзывает бармена, достает бумажник.

– Скажи, когда заплатишь, – говорит Наташа.

Расплатившись, Тодд допивает пиво.

– Вот, – говорит он, – я заплатил, выхожу.

– Ты встаешь?

– Да, встаю, – Тодд поднимается со стула. – Иду к двери.

– Ты с кем-то разговаривал, – замечает она.

– С барменом.

– Что ты ему сказал?

– Что сдачи не надо.

– Ты уже вышел?

– Да, уже вышел. Сейчас повешу трубку.

– Сразу поезжай домой.

– Вешаю трубку.

21. Она

Джоди уже восемь дней не выходила из квартиры. Она сама не думала, что такое возможно, но, оказывается, легко обеспечить себя всем необходимым. Почти все, что нужно для жизни – продукты, туалетные принадлежности, диски и всякое такое, – можно заказать через Интернет. Швейцар приносит почту прямо в квартиру, собаку нанятый человек выгуливает теперь трижды в день – утром, в обед и вечером. Многое из необходимого у нее уже есть, поскольку Джоди любит покупать большими объемами, иметь запас. Тем не менее, безвылазное сидение дома сказывается. При отсутствии деятельности, связанной с внешним миром, что обычно ее стимулировало, повседневность начинает походить на сон. Ощущение реальности блекнет. А когда делать практически нечего, осенние дни, и без того сжатые, становятся короткими, как никогда. Когда практически нет точек отсчета и чувства времени, которое обычно растягивается по местам и событиям, световой день заканчивается в один миг. Солнце встает и тут же садится, а между этим практически ничего не происходит. А вот ночи, наоборот, стали непостижимо длинными, несмотря на их полнейшую пустоту.

В одиночестве Джоди начала перебирать в уме варианты возможных будущих событий, сценарии, которые пугают тем больше, чем больше она об этом думает. Она воображает себе облаву вроде тех, что она видела в фильмах про войну, когда головорезы в форме выламывают дверь и вытаскивают среди ночи на улицу. Воображает предательство со стороны кого-нибудь из тех, кому она обычно открывает дверь: клиента, швейцара, парня из службы доставки продуктового магазина. В моменты здравомыслия Джоди понимает, что эти фантазии нерациональны. Если за ней и придут, то днем, Тодд впустит их сам, ведь у него есть ключ. Но по ночам ей особенно страшно. Между закатом и восходом солнца нет ни минуты, когда она чувствовала бы себя в безопасности.

Ей надо бы раздобыть снотворного. То, что продается без рецепта, не помогает, а чтобы купить что-то другое, надо обратиться к врачу. Джоди думала поискать в Интернете, но покупать такие препараты в Сети – это все равно что брать наркотики на улице. В прошлом бессонница ее никогда не беспокоила, но в последнее время ситуация ухудшилась настолько, что у нее перед глазами все плывет и двоится. Она уже жалеет о том, что истратила Наташины таблетки. От того, что она скормила их Тодду, лучше не стало.

Временами Джоди отрубается, но тогда ей начинают сниться сны, абсолютно путаные и бессвязные. Проснувшись, она чувствует себя еще хуже, чем раньше. Без хорошего снотворного, которое вырубит насовсем, лучше вообще не спать.