Даже когда он выходит из офиса и идет на стоянку, его походка чванлива. Ему и в голову не приходит, что она может его продинамить, что у нее уже кто-то есть, что она могла его раскусить, прийти в себя, передумать. Наоборот, Тодд уверен, что он идет на свидание всей своей жизни, рандеву, способное перевернуть все. Илона этого еще не знает, но она избранная, она спасет его от бардака, в который Тодд на свою беду попал. Илона – худая, неизведанная, осторожная, как кошка, доверчивая, как дитя, не осознающая своей красоты и силы – вот решение всех его проблем. Позвякивая ключами от машины, он смеется в голос, выпуская в морозный воздух облако пара. Тодд уже считает минуты, все его движения нарочиты, словно танец. Он элегантно садится в машину, включает дворники, ждет, когда они расчистят иней, подъезжает к обочине и ругает встречный поток машин. Оценивает собственные зубы в зеркале заднего вида. Включает правый поворотник. Закидывает в рот противогрибковую пастилку.
Чувствует он себя на удивление прекрасно, так хорошо ему не было уже несколько недель. Язва почти исчезла, приступы чесотки утихли, из-за анализов он уже так не переживает. Поначалу Тодд очень боялся, день-другой вообще с ума сходил, но теперь пришел в себя. Давя на газ, он включает радио и попадает на вступление «Раскрепощенной мелодии». Жалобная музыка и гладкий тенор Бобби Хэтфилда вызывают волну тоски, которой совершенно невозможно противостоять. Тодд вспоминает девочку из старших классов, запах ее волос с нотой цитронеллы от дешевого геля для волос, который просто сводил его с ума. Может, именно по ней он тоскует; кто знает? Тодд замечает, что границы расплываются и тают, границы между прошлым и настоящим, между Илоной, Наташей, Джоди и той девочкой из школы. А потом песня кончается, и Тодд снова в своей машине, едет на север, к Рузвельт-авеню.
Он держится в крайней правой полосе, тормозит на светофоре. Перед ним низкая «Феррари» обтекаемой формы, волнующая и соблазнительная. Его вдруг охватывает страстное желание завладеть именно этой машиной, жгучая мечта волшебным образом оказаться на ее водительском сиденье, за рулем. Его «Порш» – который Тодд раньше обожал – резко начинает казаться слишком консервативным, сдержанным, даже педантичным, это же выбор мужчины, утратившего страсть. Как такое могло произойти? Когда он изменился?
Уже почти время. Осталось лишь несколько секунд. Если бы Тодд это знал, он не стал бы тратить их на решения, которым уже не суждено сбыться – поменять машину, избавиться от сухостоя, освободиться. Тодд верил, что Наташа вернула ему молодость, но теперь он понял все. Женщина, думающая, что ты ей принадлежишь, как и всякие обязательства, может мужчину сломать. А чтобы жить, надо продолжать двигаться. И быстро, чтобы не связали.
Почувствовав первый удар, Тодд думает, что это камень. Что кто-то бросил его в окно с водительской стороны. В левом ухе звучит взрыв, осколки стекла орошают левую половину лица.
– Что за хрень, – возмущается он вслух.
Дотронувшись рукой до щеки, Тодд поворачивается. Увидев небольшую круглую дырочку с ореолом потрескавшегося стекла, он понимает, что в него выстрелили, хотя боли не чувствует. Он смотрит дальше, на стоящую рядом машину. Открытое окно, голова в шерстяной шапочке, пронзительный взгляд, блеск пистолета. Тодд не знает, кто это, но не удивляется.
Люди потом будут говорить неправду – что он ничего и не предвидел, не понял, что случилось. Хотя это действительно происходит очень быстро. В голове вспыхивают преступные образы; смерть будет быстрой. Как ни парадоксально, в столь важный момент, когда, по идее, самым важным для него должен быть еще не родившийся сын, ребенок, которого он даже и не видел и теперь уже не увидит, значит для Тодда куда меньше, чем все остальные. Слепо обожавшая его мать и сбившийся с пути отец. Клифф и Гарри, лучшие друзья. Наташа вспоминается в образе девочки, которая держит папу за руку; Наташа с Дином, они оба будут жить. |