Это уже потом появится много болтунов, которые своими собственными… и с вот такого расстояния… Потом, когда все закончится.

А мы дружно отступили. Все пятеро. К лестнице. Я и четверо моих защитников.

Четыре. Защитника. У меня. Ха!

Сказали бы вчера – не поверил.

А вот сегодня они у меня есть. И не могут справиться с одним противником. Язык не поворачивается назвать его человеком. Оно только похоже на человека. Но человека можно убить. Один раз. А эту Тварь смертельная рана только останавливает. На секунду. Потом она опять прет ко мне. У нее чудовищная регенерация. И обалденная скорость. Защитники пока сдерживают, но… это пока. Пока никто из них не ранен. Но зацепит хотя бы одного и все. Тогда тварь прорвется ко мне. За мной пришла. И без меня не уйдет.

Я знаю это. Откуда? А хрен его разберет!… Вот знаю, и все тут. Еще, что я могу убить Тварь. Ножом. А она может убить меня. Это я тоже знаю. И всех нас убить может. А вот этого не хотелось бы.

Вот только как добраться до Твари и статься в живых, при этом? Не с фасада, ясен пень. Между мной и тварью мои защитники. Оттирают, прикрывают, чуть ноги мне ни оттаптывают. И со спины добраться не получится. Я не рыцарь Круглого Стола – ударил бы и в спину. Если б смог дотянуться. Не могу. И дотянуться, и остаться живым. Не получится все сразу.

Защитники отдают ступеньку за ступенькой, но продолжают защищать меня. От чего‑то условно живого. И у этого чего‑то не девять жизней – больше. А у нас только по одной. Абыдно, да? Абыдно. И не смешно. Совсем.

Вот и с рефлексами у меня нормально, и на зрение никогда не жаловался, а какое оружие в руках Твари, не разберу. И сколько рук этих, тоже не сосчитаю. Быстро они двигаются, слишком быстро. И закрываются регулярно. Защитниками. А я…

Блин! Хуже некуда быть зрителем в таком деле. Вот почему я не люблю телевизор. Ни в один из фильмов нельзя вмешаться. Даже если очень хочется. А тут ведь не кино – выключил и забыл – тут жизнь, можно сказать, на кону. Моя жизнь.

А Тварь не торопится, будто, играет со мной. С такой и десять защитников не справились бы. Но на кой хрен десять, если лестница – двоим разойтись! И все. Ступени широкие, удобные. И стоять, и прыгать на них можно. И перила такие, что пьяный не перевалится. Даже если захочет. Проверил лично. А я тут не самый мелкий жилец. И нафуршетился вчера конкретно. А в таком состоянии меня нельзя подпускать к хлипким предметам. Но лестница выдержала. Вчера. Держится и сегодня. Только поскрипывает. А нас на ней уже пятеро. Целая толпа для такой стремянки. Если еще Марла на нее взгромоздится, может и не выдержать.

Не успела Лапушка ко мне тогда. Меченый проскользнул, а она чуть удар ни поймала. На полшага всего отступила и… мы наверху, а Марла пока внизу. Пытается подцепить Тварь сзади. Вот ведь женщина! Любая другая в обморок бы грохнулась, услышь про такую зверюгу.

А передо мной трое защитников. Повезло мне с ними: Меченый – левша, Крант – двурукий, и оба с мечами. Не машут они ими на ширину русской души, колят. Как самураи в переполненном автобусе. А между ними и ступенькой выше – Малек. У пацана нет оружия, но он упорно маячит передо мной. Закрывает своей узкой спиной.

Блин! Никогда не прятался за чужую спину, а тут…

Еще одна ступень наверх. Там и площадка широкая скоро, и поворот направо. Достанется тогда Кранту!

Пацан толкает меня, и мы сдаем еще одну ступеньку. Я вижу глаза твари – мельком – и понимаю: не Кранту достанется – мне.

На фиг нужна та площадка, если можно вспрыгнуть на перила и добраться до добычи. Испуганной и беспомощной. Никто не остановит. Не успеет. Будь их больше, все едино не успеть им. А с ними потом можно доиграть, после дела. И со всеми остальными. Много здесь еды. Дрожащей, трепещущей… Хозяину понравится…

Меньше секунды я видел чужие глаза, а будто сам стал Ловчим, что вот‑вот узнает вкус добычи.