— Я же не говорю, что правда так можно! — запротестовал Леудаст. — Говорю, запах этакий… а ну тебя!

Магнульф, как любой сержант, достойный своих нашивок, от природы неспособен был распознать оборот речи. А вот грубую шутку он мог разглядеть везде. Вот и сейчас он расхохотался, указывая на отряд ункерлантских кавалеристов, проскакавших по свежевспаханному полю какого-то фортвежца.

— О-хох-хо! Теперь злосчастному кошкину сыну все заново переделывать! Хо-хо!

Леудаст тоже фыркнул; несчастья фортвежского землепашца его не трогали.

— Хотел бы я, чтобы не единороги это были, а бегемоты, — заметил он.

— Да, было б здорово, — согласился Магнульф с ухмылкой. — Вот ямины бы за ними остались!

Леудаст мечтал видеть вокруг побольше бегемотов вовсе не по этой причине. На протяжении всей фортвежской кампании и позже, в сокрушительных победах над Валмиерой и Елгавой, бегемоты играли ключевую роль в действиях альгарвейцев. Об этом твердили все. Прошлым летом и осенью Леудаст немало времени провел на учениях, где вражеских бегемотов изображали старые клячи. И чем больше огромных чудовищ с ункерлантскими экипажами на спинах встречалось ему, тем спокойней на сердце было у солдата.

На ходу капрал поглядывал в небо и склонял голову к плечу, прислушиваясь, не разнесутся ли в вышине хриплые крики драконов. Крылатых ящеров, как и бегемотов, он видел немало, но меньше, чем хотелось бы.

— Скажи спасибо, что драконы не налетают с востока, — намекнул сержант, когда Леудаст сказал ему об этом. — Мы слишком близко подошли к границе. Будем надеяться, что застанем рыжиков врасплох.

— Будем надеяться, — повторил Леудаст не слишком несчастным, как он надеялся, голосом. — До сих пор это никому не удавалось.

Магнульф сплюнул в грязь.

— Они надевают башмаки по одному, как и мы. Не забывай, — он пихнул Леудаста локтем, — будь они такими великими воителями, как думают, разве продули бы Шестилетнюю войну? Ну что, прав я?

— Правы, сержант, где тут спорить.

Леудаст двинулся дальше. На душе у него стало полегче — немного. Спина болела. Ноги болели. Солдату отчаянно хотелось, чтобы печатники конунга Свеммеля никогда не заглянули в его деревню. В последнее время ему часто этого хотелось. Отчего — силы горние ведают, потому что проку от таких желаний не было никакого.

В тот вечер полк остановился лагерем в поле. Фортвежцам из соседней деревни придется поутру заново перепахивать землю — и заниматься тем же самым всякий раз после того, как на восток проследует очередное подразделение ункерлантской армии. Леудаст не страдал бессонницей из-за приключившегося с ними несчастья или оттого, что в котлах на полевой кухне откуда-то взялись куры и барашки. Леудаст вообще бессонницей не страдал. Едва убедившись вместе с сержантом, что отделение заняло положенное место и дезертиров не нашлось, капрал завернулся в одеяло и тут же задремал. Проснуться он собирался не раньше, чем в глаза ему заглянет встающее солнце.

Но первые ядра обрушились с небес на лагерь, когда над окоемом едва завиднелся серый «волчий хвост» близкой зари. В вышине звенели вопли драконов — яростные, дикие. Твари пикировали на ункерлантский лагерь, обрушивая смертоносный груз и вновь набирая высоту под грохот могучих крыльев.