Я в это время проник на территорию части и беспрепятственно вошел в дежурку через распахнутую дверь. Дежурный меня не видел. Он был занят приготовлением очередной дозы спиртного. Боцман с Артистом ворвались в палатку караула, где бодрствовал только один разводящий, наверное из салаг. Караул безболезненно лишился оружия и безропотно дал Боцману себя связать, пока Артист угрожающе водил помповиком на уровне глаз пленных.

Втроем мы мирно вошли в одну из палаток‑кубриков и устроили подъем. Бедных солдатиков пришлось запереть в кунге. Там им будет тесно и душно, зато не возникнет соблазна оказать сопротивление и получить пулю. Таким же образом мы заключили в импровизированную тюрьму и население второй палатки. Второй офицер и без того уже спал в кунге. Оружия при нем не было, его оставалось только запереть.

Я вернулся на КПП и дал знак Бороде. Он вышел из‑за деревьев и первым делом спросил у связанного майора:

– Когда следующий доклад в дивизию? Связанный поднял мутные глаза и усмехнулся:

– Хотите доложить о происшествии?

Борода пристально посмотрел на него и ответил как‑то неуверенно:

– Нет, я хочу, чтобы вы сами доложили, что происшествий нет.

Я поднял ствол к лицу майора, чтобы он говорил : правду и только правду, но, кажется, алкоголь полностью примирил его с действительностью, потому что он, не задумываясь, ответил:

– В шесть двадцать утра.

Борода словно не слышал ответа. Он уставился в осоловевшее лицо ракетного майора и даже рот приоткрыл от напряженной работы мозга.

– Товарищ стар... Товарищ майор! – произнес он медленно обалдевшим голосом. – Вячеслав Аркадьевич! Эт‑то ж надо!

– К вашим услугам. – Пьяный поднял на него глаза.

– Не думал, вот никак не думал, что вы присягнете Украине...

– А я не присягал. Я присягал служить советскому народу. Вот дайте мне советский народ, и я ему буду служить. Двух присяг не бывает.

– Но вы же служите...

– Мне печать в удостоверении личности поставили, вот я и служу. Слушай, сержант, мне не с руки, поднеси стакан ко рту...

– Виноват, товарищ майор, я старшина.

– Ах, да. Я тебя старшиной увольнял. Дай выпить, Кулик...

Борода вопросительно посмотрел на меня. Я отставил помпу и развязал майора. Он был не опасен.

Майор выпил и обреченно сказал:

– Пиз...ец дивизиону. Вы хотите уничтожить ракеты, если я правильно понял?

– Нет.

– Кулик, – продолжал майор несколько бессвязно. – Ты не бандит. Ты остался в русской армии, вон у тебя какой командир. Я для вас предатель. Вы имеете полное моральное право расстрелять меня как врага народа. Здесь на моих пусковых обучают фашистов, чтобы они воевали в Чечне. Я должен был сам... Я прошу у вас прощения, что не застрелился сам, как русский офицер. Вы должны уничтожить пусковые и ракеты, а меня расстрелять.

– Нет.

– Хорошо. Я сам все на хер уничтожу.

Майор поднялся.

– Нет.

– Так какого хрена!

– Нам нужно сделать пять пусков, товарищ майор. А лучше – два залпа.

– Пошли.

Залп

Майор вышел из будки КПП, спустился к ручью, умылся и бодро, словно и не пил вовсе, потопал к технике. У колес боевых машин на небольшом бетонированном плацу лежали двое связанных солдат.

– Этого – увести! – майор указал на часового. Артист развязал ему ноги и увел к остальным пленным.

– Этого – развязать! – приказал майор, указав на своего помощника.