Когда после училища лейтенант Турков получил должность начальника расчета, ему виделась впереди заманчивая военная карьера. Без всяких знакомств, только за счет красного диплома, реального знания техники и хороших офицерских качеств он попал на службу в Группу советских войск в Германии. Там можно было не только продвинуться по службе, но и прибарахлиться, что для молодого человека, ищущего верную спутницу жизни, было достаточно значимо. Верная подруга нашлась из числа вольнонаемных работников, обслуживающих Группу войск. Глядя на аппетитную хохлушку Галю, женатые офицеры глотали горькую слюну, а холостые только и стреляли глазами, надеясь наградить Туркова комплектом мощных боевых рогов. Но Галина была специалистом другого рода. Она осуществила свою мечту, став офицерской женой, и вся ее дальнейшая деятельность была направлена только на укрепление отхваченного счастья. Еще в Германии она родила Туркову сына и дочь и приступила к выполнению программы по обеспечению детей материальными благами на всю оставшуюся жизнь.

Спустя два года дивизион перевооружали. Вместо старого комплекса «луна» на вооружение ставили «точку». Турков, который учился в училище уже на новом комплексе, знал его в совершенстве. Боевая работа на «точке» была проще, чем на «луне», но требовала серьезных инженерных знаний. И Турков, только‑только получив третью звездочку на погоны, стал командиром батареи. Хорошему офицеру, прекрасно переучившему личный состав на новую технику, вскоре присвоили внеочередное звание, соответствующее занимаемой должности. Капитаном он и покинул Германию вместе с войсками, сдававшими наши западные рубежи. У него был выбор. Он мог попроситься чуть не в любую дивизию, в любой округ. Галина хотела жить на родине, и он выбрал Украину, Прикарпатский военный округ.

В девяносто первом он был майором, комбатом, и метил в командиры части. После путча он дернулся было перевестись в Россию, но Галина натянула поводья, он фыркнул, ударил копытом, но остался. У них была квартира в Ужгороде, у отца Галины – дом в пригороде Тернополя. Из всего этого получился особняк во Львове. Галина хозяйничала в особняке, быстро перестроившись, включилась в активную коммерческую деятельность, а Турков прозябал в Виноградове, в разрушающейся казарме. Престижный некогда майорский оклад стал ничтожным медяком рядом с прибылями Галины. Турков был Турков, а не Турченко или Турчук, поэтому его карьера сделала резкую и полную остановку в армии, которая переживала тяжелую украинизацию. Галина воспитывала детей на украинском языке, отец, и до этого больше проводивший свое время в казарме, штабе или возле пусковых, чем дома, стал им совершенно чужим. Жена раздалась вширь, окаменел подбородок – примета удачливых и непреклонных торговцев, голос... голос стал чужим – требовательным, с брезгливыми нотками, совсем не тот, которым Галина десять лет назад называла час и место, назначая свидание.

Турков и раньше‑то не брезговал ни немецкой водкой «Кристалл» (синяя этикетка со снежинкой), ни русской «Пшеничной», ни украинским «Спотыкачем», ни армейским спиртом, из которого нужно было выжигать ацетон и другие примеси. А тут пустился во все тяжкие без особых угрызений совести: он себя похоронил.

И вот год назад он стал командиром части. Он давно остался единственным офицером, знающим технику комплекса и боевую работу на ней. Пехотинцы, которые распределялись в дивизион, годились только на должность командиров взвода охраны. Впрочем, от Туркова давно уже не требовали никакой боевой работы, никаких учебных и тем более боевых пусков. Да на Украине и не было полигона для последних. Пока жив был Союз, пускать боевые ракеты ездили в Капустин Яр. Теперь требовали от командира части только, чтобы технику не разворовывали и чтобы солдаты не бегали. Технику, впрочем, из дивизиона все время куда‑то переводили, откомандировывали, Турков остался даже без командирского «уазика».