Но, к сожалению, еще двое заявили, будто видели ее в коридоре. - Он указал рукой. - Вон там, меньше
чем в десяти футах от двери в раздевалку. И Дрисколл, конечно, тоже это утверждает.
Он зашагал прочь. Я преградил ему путь:
- Послушайте, мистер Ладлоу, если вы пообещаете, что будете стоять на своем...
- Дорогой мой! Пообещать вам? Тут все равно предстоит еще повозиться - куча народу уже знает об обвинении, выдвинутом против мисс Тормик,
и, что бы ни говорилось еще, все это услышат. Ведь так или иначе придется все выяснять.
Они направились к лестнице. Не мог же я загородить дорогу троим сразу - пришлось подчиниться. Меня самого ошеломила абсурдность
происходящего. Карла казалась встревоженной, но Ладлоу держался успокаивающе. Что же до Нийи, то ее поведение могло объясняться либо ее гордой
уверенностью в собственной невиновности, либо ослиной величавостью простофили, а может, и тем и другим вместе. Рядом с ней шел свидетель,
которого следовало умаслить хотя бы ради того, чтобы обеспечить первоклассное алиби, но Нийя даже не потрудилась попросить его об этом. Пока я
плелся следом за ними вниз по лестнице и дальше в кабинет Милтана, я все старался придумать, как бы выманить отсюда Дрисколла и затащить к нам
на Тридцать пятую улицу, так как, похоже, другого пути не оставалось.
Кабинет Милтана оказался просторным помещением на первом этаже, в глубине дома. Пол был застелен широким красным ковром, на котором стояли
несколько столов с расставленными вокруг стульями. Стены украшали фотографии танцоров и фехтовальщиков и просто людей с колющим оружием, а одна
большая фотография изображала Милтана в какой-то форме, на фоне развешанных там и сям кинжалов и шпаг. О том, что на фотографии снят сам
владелец школы, я догадался, когда Карла Лофхен, проведя меня через весь кабинет, представила Милтану и его жене. Он оказался невысоким и
худощавым брюнетом, не сказать бы - просто коротышкой, с карими глазами, и тараканьими черными усищами, торчащими в разные стороны. Выглядел он
обеспокоенным и тут же куда-то исчез, едва мы пожали друг другу руки. Его жена, несмотря на нью-йоркские шмотки и модную прическу, точно сошла с
цветного фото из журнала "Нейшнл Джиографик" с подписью: "Крестьянка из Вцжибррси, ведущая в церковь медведя". При этом она была весьма
привлекательна - если вам нравится такой тип женщин, - а глаза ее смотрели остро и проницательно.
Я остановился возле стеклянного шкафчика, сплошь заставленного разными антикварными вещицами и фехтовальными клинками, например, там лежала
длинная тонкая штуковина необычного вида с тупым концом, но не рапира, ибо надпись на карточке гласила: "Этой эспадой Никола Милтан в 1931 году
выиграл в Париже Международный чемпионат". Я огляделся, ища глазами Милтана. Он стоял в противоположной стороне кабинета, болтая с широкоплечим
здоровяком ростом в шесть футов, лет около тридцати, с немного вдавленным носом и рассеянным видом. Я пригляделся к нему повнимательнее. Если
каким-то чудом бриллианты Дрисколла стянула все же не дочка Вулфа, так давно им утраченная, то, скорее всего, это дело рук кого-то из
присутствующих здесь. До меня донесся голос Карлы Лофхен:
- Послушайте... вы же ничего не делаете.
Я пожал плечами:
- А что я могу сделать? Тем более сейчас Чего ждет Милтан?
- Мистер Дрисколл еще не пришел.
- А он точно придет?
- Конечно. |