|
- Агнесса, пойди сюда, посмотри - тигр в воде! - О! Какой милый, правда? - Интересно, зачем он туда забрался? - Кто его знает. Может быть, пить хочет. - Хорошо, а лежать-то зачем? - Не знаю. Может, он больной. - Не говори глупостей, Берт. - Может быть, это водяной тигр. Особая порода, ну? - Наверно, так и есть. Правда, он милый? - Кинь ему хлеба, Берт. Большая корка хлеба ударяет Рани по макушке, и тигрица с недовольным ворчанием поднимает голову. - Не станет он его есть. - Попробуй кинуть орех. Честное слово, этот разговор не плод моего воображения. Я записал его дословно, и у меня есть свидетели. Зрелище распростертой в воде Рани рождало самые нелепые гипотезы в головах благородной британской публики. Теснясь вдоль отжима, посетители с напряженным вниманием глазели на тигрицу. Даже уличное происшествие не могло бы вызвать более жадного интереса. До моей работы в Уипснейде я не представлял себе, как мало люди осведомлены даже о простейших фактах в жизни животных. Зато служителям полагалось знать все на свете. Тигры так и рождаются полосатыми? А львы укусят, если к ним войти? Почему у тигра есть полосы, а у льва нет? Почему у льва есть грива, а у тигра нет? А тигры укусят, если к ним войти? Почему белый медведь белый? Где водятся белые медведи? А они укусят, если к ним войти? Такие вопросы и сотни других нам задавали во все дни недели, иногда по двадцать-тридцать раз на дню. Когда наплыв посетителей бывал особенно велик, наша выдержка подвергалась серьезному испытанию. Многие посетители, с которыми я разговаривал, удивлялись и явно разочаровывались, выяснив, что мы не ходим весь день на волосок от смерти в когтях льва или медведя. Поскольку я не мог похвастаться живописными шрамами, посетители считали меня чуть ли не шарлатаном. Попробуй убедить их, что жить среди этих зверей в общем-то совершенно безопасно, - воспримут как оскорбление. Одежда разорвана в клочья, голова окровавлена, но гордо поднята - таким они хотели бы меня видеть; в их представлении мой рабочий день должен был являть собой сплошную череду страшных испытаний. Вспоминая ту пору, я чувствую, что упустил отличный случай сколотить состояние. Мне бы располосовать свой халат, вымазаться кровью и каждые полчаса выходить, шатаясь, из тигровой ямы и небрежно замечать: "Адская работенка - чистить этого тигра", - я теперь был бы богачом. Посетители в массе были для нас источником изрядных хлопот, а иногда и веселья. Два случая врезались в мою память на всю жизнь. Первый - когда один мальчуган, посмотрев, как я кормлю тигров, подошел ко мне с округлившимися глазами и полушепотом спросил: - Мистер, а вас эти зверюги ели хоть раз? И второй: красный от возбуждения мальчишка, подбежав к тигровой яме, глянул через барьер, увидел рыскающего взад-вперед Поля, повернулся к своей родительнице и крикнул: - Мам! Мам, скорей иди сюда, погляди на эту зебру! Через несколько дней после моего знакомства с Билли я снова встретил его. Он катил на дребезжащем древнем велосипеде по каменистой дорожке, ведущей к вольеру львов. Я только что расправился с густой крапивой, которая норовила заполонить дорожку, и устроил долгожданный перекур. - Привет! - пронзительным голосом крикнул Билли, резко нажимая на тормоза, так что чуть не вылетел из седла. Его длинные неуклюжие ноги уперлись в землю, губы растянулись в дурацкой улыбке. |
