Я отступаю к двери:
– Я не хочу, не хочу их видеть. Брат хватает меня за руку:
– Ты не хочешь, ты не можешь. А я вижу их каждый день. Ты должен увидеть их хотя бы один‑единственный раз!
Брат тащит меня к коричневой двери, свободной рукой я хватаю со стола тяжелую стеклянную пепельницу и бью ею брата по затылку.
Брат ударяется лбом о дверь, падает, вокруг его головы на полу кровь.
Я выхожу из дома, сажусь на скамейку. Огромная луна освещает пустую площадь.
Передо мной останавливается старик, он просит сигарету. Я даю ему сигарету и огня.
Он стоит передо мной, курит.
Через некоторое время он спрашивает:
– Так ты убил его? Я говорю:
– Да.
Старик говорит:
– Ты выполнил свой долг. Это хорошо. Немногие делают то, что надо.
Я говорю:
– Все потому, что он хотел открыть дверь.
– Ты правильно сделал. Хорошо, что ты ему помешал. Надо было тебе его убить. Так все встает на свои места, все как полагается.
Я говорю:
– Но его больше не будет. Неважно, что полагается, если его больше никогда не будет.
Старик говорит:
– Напротив. Отныне он будет рядом с тобой каждое мгновенье и где бы ты ни был.
Старик отходит, звонит в дверь маленького дома, входит внутрь.
Когда я просыпаюсь, площадь уже давно живет. Люди ходят по ней пешком и ездят на велосипедах. Машин очень мало. Лавочки открыты, книжный магазин тоже. В коридоре гостиницы работает пылесос.
Я открываю дверь, подзываю горничную:
– Вы не могли бы принести мне кофе?
Она оборачивается, это молодая женщина с очень черными волосами.
– Я не могу обслуживать жильцов, сударь, я только занимаюсь уборкой. Мы не обслуживаем номера. Есть ресторан и бар.
Я возвращаюсь в комнату, чищу зубы, принимаю душ, потом снова ложусь под одеяло. Мне холодно.
В дверь стучат, входит горничная, она ставит на ночной столик поднос:
– Вы заплатите за кофе в баре, когда захотите.
Она ложится рядом со мной на кровать, подставляет мне губы. Я отворачиваюсь:
– Нет, милая. Я старый больной человек. Она встает, говорит:
– У меня очень мало денег. За работу, которую я делаю, очень мало платят. Я хотела бы подарить гоночный велосипед сыну на день рождения. И у меня нет мужа.
– Я понимаю.
Я даю ей банкноту, не зная, мало это или много, я еще не привык к местным ценам.
Около трех часов дня я выхожу.
Я иду медленно. Через полчаса я все же дохожу до конца города. Там, на месте Бабушкиного дома, находится ухоженная спортивная площадка. На ней играют дети.
Я долго сижу на берегу реки, потом возвращаюсь в город. Я прохожу через старый город, по улочкам замка, поднимаюсь на кладбище, но не нахожу могилы Бабушки.
Так я гуляю каждый день, часами, по всем улицам города. Особенно по узким улочкам, где дома вросли в землю, и окна на уровне тротуара. Иногда я сажусь в сквере или на низких стенах замка, или на какой‑нибудь могиле на кладбище. Когда мне хочется есть, я иду в маленькое бистро, ем то, что дают. Потом я пью с рабочими, с простыми людьми. Никто меня не узнает, никто меня не помнит.
Однажды я вхожу в книжный магазин, чтобы купить бумаги и карандашей. Толстого человека, сидевшего там, когда я был ребенком, уже нет, теперь в магазине работает женщина. Она сидит в кресле около балконной двери, выходящей в сад, и вяжет. Она улыбается мне:
– Я вас заметила. Я видела, как вы каждый день входите и выходите из гостиницы. Только иногда вы возвращаетесь слишком поздно, и я уже сплю. Я живу над книжным магазином и люблю по вечерам смотреть на площадь.
Я говорю:
– Я тоже.
Она спрашивает:
– Вы здесь в отпуске? Надолго?
– Да, в отпуске. |