|
Великан был мрачен. Он не допускал мысли, что никогда всерьез не занимался своей землей и скотом, обвиняя в своем банкротстве Небо. – Хорошо! Кто видел тогда бумажник Боршена? – Все. Он вынул его из кармана во время ужина, хотел показать фотографию жены… В бумажнике было полно денег. Да и так все об этом знали: ведь он приехал на торги, а в объявлении было написано, что продажа за наличные… – А у вас, господин Каню, тоже при себе было более ста тысяч франков? – Сто пятьдесят тысяч. Больше я платить на собирался. С самого приезда на место Мегрэ, руководивший в то время летучей бригадой из Нанта, нахмурив брови, внимательно присматривался к Фредерику Мишо. Мишо, мужчина лет сорока пяти, в спортивной рубашке и со сломанным носом боксера, мало походил на деревенского трактирщика. – Скажите… Вам не кажется, что мы уже когда то встречались? – Зачем зря тратить время… Вы правы, комиссар… Но теперь я в порядке. Бродяжничество в квартале Терн, драки и нападения, фальшивые закладные и обкрадывание автоматов… Словом, Фредерик Мишо – более известный полиции как Фред Боксер – вдруг оказался трактирщиком в Понтдю Гро, самой глухой дыре в Вандее. – Вы и Жюлию, наверное, узнали… Вместе нас тогда посадили, десять лет назад. Да вы и сами увидите, какая из нее вышла хозяйка… Это была правда. Жюлия, толстая, оплывшая, неряшливая, с сальными волосами и в стоптанных туфлях, сновала из бара на кухню и обратно. Она уже ничем не напоминала девицу с площади Терн, и что самое неожиданное – отлично готовила. – Мы взяли к себе Терезу, воспитанницу из приюта. Девушке было лет восемнадцать: худая, высокая, слегка курносая, с капризным ртом и рассеянным взглядом. – Играть по настоящему? – спросил таможенник, которого звали Жантий. – Играйте так же, как и тогда. А вы, Каню, почему не пошли спать? – Я наблюдал за игрой, – пробормотал крестьянин: – Это значит, что он все время таскался за мной, – ехидно уточнила Тереза, – и зудел, чтобы я обещала, что приду к нему в комнату… Мегрэ увидел, что Фред бросил на Каню злобный взгляд, а Жюлия это заметила. Ну, что ж… Все на своих местах, как и в тот вечер. Тогда тоже шел дождь. Комната Боршена была на первом этаже в конце коридора. В этот коридор выходят три двери: одна – на кухню, другая – к лестнице в подвал, а третья обозначена номером 100. Мегрэ вздохнул и устало потер рукой лоб. За три дня он пропитался запахом этого дома, его атмосфера обволакивала его до тошноты. Но что же он мог сделать? Четырнадцатого, незадолго до полуночи, когда карточная игра еще тянулась, Фред принюхался и позвал из кухни Жюлию. – У тебя ничего не сгорело на плите? – Потом встал и открыл дверь в коридор: – О, черт! Пахнет гарью! Следом за ним бросились Гру и Тереза. Запах шел из комнаты Боршена. Фред постучал, а потом – замка в двери не было – открыл дверь. Волосяной матрас медленно тлел, а на матрасе, в рубашке и кальсонах, лежал Боршен с разбитой головой. В час ночи по телефону Мегрэ был извещен о случившемся, а уже в четыре утра по проливному дождю, с покрасневшим носом и ледяными руками он прибыл на место происшествия. Бумажник Боршена исчез. Окно в его комнате было закрыто. Никто с улицы зайти не мог, так как во дворе Мишо держал немецкую овчарку очень серьезного нрава. Всех арестовать невозможно. А под подозрением были все, кроме Каню, – только он один ни разу за весь вечер не покинул бар. – Продолжайте. Я слушаю вас, смотрю. Делайте именно то, что вы делали четырнадцатого в это время. |
