Хедрок встрепенулся, словно загнанный конь перед стойлом, – у них же ни черта на него нет!

– Итак! – выпалил он столь резко, что у самого же зазвенело в ушах. – Итак, я на пять процентов смелее, чем следует. Какая чушь! Смелость зависит от обстоятельств. В определенной ситуации даже заяц становится львом.

Он уже не осознавал, как крепнет, наливается силой голос. Убежденность в собственной правоте наряду с глубокой тревогой за свою судьбу придавали его словам страстное звучание.

– В каких заоблачных высотах вы витаете? Оглянитесь вокруг! Посмотрите, что творится! – будто хлыстом хлестал он. – Происходит нечто чрезвычайное. Это не пустой каприз скучающей императрицы. Она вполне сложилась как личность в прямом смысле этого слова, если отбросить какие‑то мелочи, и мы не имеем права забывать, что живем в пятом периоде правления Дома Айшеров. В любой час можно ожидать наступления событий огромной важности – у девятнадцати миллиардов подданных ее величества зреет недовольство. Состояние умов критическое, ситуация взрывоопасная. Расширение границ научного прогресса меняет общественные отношения. В глубинах хаотических людских масс зарождается кризис огромной силы, пятый в истории Айшеровской цивилизации. Активность, проявляемую императрицей на данном этапе, следует объяснить только тем, что ее изобретатели близки к небывалому прорыву в очень важной области. Императрица сказала, что вызовет меня через два месяца, а может быть, раньше. Наверное, много раньше . У меня сложилось впечатление, почти уверенность, что это произойдет через два дня. В крайнем случае – через две недели.

Он распалился. Кадрон попытался было что‑то вставить, но Хедрок, не обращая на него внимания, с жаром продолжал. Его голос заполнял всю комнату.

– Весь наличный персонал Торгового Дома оружейников следует сосредоточить в Империал‑Сити. Каждую улицу взять под наблюдение. Воздушный флот подтянуть поближе к городу. Все это уже должно быть задействовано. И что же я здесь застаю? – Он остановился, затем с сарказмом добавил: – Высший Совет тратит драгоценное время, обсуждая надуманную проблему – проявил ли отдельный человек смелость…

Он замолчал, с тоской сознавая, что никакого впечатления не произвел. Это было видно по непроницаемым, словно каменным, лицам. Тишину нарушил Питер Кадрон.

– Разница составляла не пять, как вы изволили заметить, а семьдесят пять процентов, и мы не могли не реагировать.

Хедрок вздохнул, признавая свое поражение, и почувствовал некоторое облегчение. Он с горечью понял почему. Раньше, несмотря на безвыходное положение, еще теплилась надежда. Теперь ее не стало. Вот он, кризис – результат научного прогресса, прогресса, который, как он думал, был под его контролем. Он ошибался.

– Уверяю вас, мистер Хедрок, – Кадрон продолжал говорить спокойно и искренне, – мы все удручены неожиданно свалившейся на нас обязанностью. Но обстоятельства выше нас. Посвящу вас в детали: когда психологи обнаружили отклонение, Рр‑аппарат вычертил два церебральных графика. При наложении нового графика на предыдущий, полученный при вашем последнем обследовании, выявилось семидесятипятипроцентное усилие каждой функции мозга . Повторяю: каждой функции , а не какой‑нибудь отдельно взятой. В результате получен истинный коэффициент вашего умственного развития, составляющий невероятную величину – 278 баллов.

– Вы сказали: «Каждой функции», – подколол Хедрок. – Полагаю, идеализм и альтруизм в их числе?

Некоторые члены Совета посмотрели на него в смущении.

– Мистер Хедрок, – ответил Кадрон, – человек, наделенный подобным альтруизмом, относился бы к Торговому Дому оружейников просто как к посреднику в большой игре.