И смертью никого карать мы не должны.
Народу — вольный труд, а птице — зелень веток,
И всем на свете — мир. И — ни цепей, ни клеток!
Коль человек — палач, так кто ж господь? Тиран?
Крест — вот евангелье! Мечом грозит коран!
Так пусть же на земле, где столько мглы клубится,
В благословение вся злоба превратится.
Суд часто и неправ. Довольно кар! Встает,
Как вызов небесам, ужасный эшафот.
Пусть сам господь казнит! И дерзки мысли эти—
Гроб в услуженье брать! Цветы, плоды и дети,
Голубки, женщины — священны все они.
Благословенно все, на что ты ни взгляни.
И бесконечный мир в себе я ощущаю,
Мольбу великую с гор в пропасть изливаю.
А папа? Я скажу, что надо чтить его,
Всегда надейся, всех прощай — и никого,
О сын мой, не карай! Преступнику — пощада.
Заставь покаяться, уж если это надо.
Молиться, и любить, и верить — вот закон.
Кто выполнит его — спасен.
Торквемада
Да! Ты — спасен!
А прочие, старик? Ах, вечное паденье
Душ человеческих! Ведь каждое мгновенье
В ад души сыплются, в колодец роковой,
В мрак чернопламенный! Спасаешься, святой?
А люди, братья как? Спокойно, без помехи
Спасаешься ты здесь, ешь яблоки, орехи,
Как древле в Ливии Ансельм или Пахом,
И — удовлетворен! Прекрасно все кругом!
Ни вопль погибших душ, ни адские мученья
Не могут оторвать тебя от размышленья.
Ты любишь свой покой, тюфяк, кувшин с водой.
Как видно, ты — дитя, а не старик седой!
Как видно, умерло в тебе внушенье бога—
Отцовство грозное, священная тревога.
Пусть гибнет род людской! Тебе ль до пустяков?
Но лечат и собак! Но холят и быков!
Есть сердце у тебя? Иль ты под небесами
Живешь как будто бы за четырьмя стенами?
Но тысячей узлов он связан и с тобой—
Сей смрадный человек, кощунственный и злой,
Влачащий за собой при взлете и паденьи
Несчастье, что всегда рождает преступленья!
Бесстрастно ты на все взираешь с высоты. |