– Я все думаю, Фрэнк, о паспорте на имя Эндрюса. Можно? – Том указал на кресло, на спинку на которого Фрэнк повесил свою куртку.
– Возьмите, он здесь, – ответил Фрэнк.
Том достал паспорт из внутреннего кармана.
– Он вернется обратно к Ривзу. – Том откашлялся и продолжал: – Рассказать тебе, как я убил человека в этом доме? Ужасно, не правда ли? Под этой самой крышей. Я мог бы объяснить тебе почему. Эта картина внизу, над камином... «Мужчина в кресле»... – Том вдруг понял, что не может признаться Фрэнку, что это подделка и что весь Дерватт тоже не настоящий. Мог ли Фрэнк рассказать кому‑нибудь об этом спустя месяцы или даже годы?
– Да, расскажите, – оживился Фрэнк. – Тот человек пытался ее украсть?
– Нет. – Том откинул голову и рассмеялся. – Я не хочу больше говорить об этом. Мы с тобой в этом похожи, тебе не кажется? – Увидел ли он облегчение в глазах юноши? – Спокойной ночи, Фрэнк. Я разбужу тебя в восемь.
Вернувшись к себе, Том обнаружил, что мадам Аннет не разобрала его чемодан, и ему пришлось снова заняться вещами. Сумочка синего цвета, подарок Элоизе, лежала на столе, все еще в белом пластиковом пакете. Она была в коробке, и Том решил завтра утром незаметно пронести ее в комнату жены, чтобы та, вернувшись, нашла ее. Было пять минут двенадцатого. Том спустился, чтобы позвонить Турлоу, хотя телефон был также и в его комнате.
Ответил Джонни, он сказал, что Турлоу в ванной.
– Твой брат хочет, чтобы завтра я поехал вместе с ним; я так и сделаю. Я имею в виду – в Америку.
– Правда? Вот здорово! – обрадовался Джонни. – Ральф подошел. Это Том Рипли. – Джонни передал трубку Турлоу.
Том объяснил все еще раз:
– Не могли бы вы заказать мне билет на тот же рейс, или мне попытаться самому?
– Нет, я закажу. Я уверен, все получится, – ответил Турлоу. – Это идея Фрэнка?
– Да, это его желание.
– О'кей, Том. Увидимся завтра в десять.
Том еще раз принял теплый душ и собирался лечь спать. Еще утром он был в Гамбурге. Что‑то сейчас поделывает старина Ривз? Стряпает еще одно дельце за бутылочкой белого вина? Том решил отложить разборку чемодана до утра.
Лежа в кровати, в темноте, он размышлял о пропасти между поколениями. Неужели это происходит с каждым поколением? Том попытался представить, понравилось бы ему, если бы он родился, когда «битлы» только начинали свою карьеру в Лондоне (после Гамбурга!), а потом отправились в Америку и перевернули все представления о рок‑музыке, или если ему было бы семь лет, когда первый человек высадился на Луну и когда над миротворческой деятельностью ООН только начинали посмеиваться. А до этого – Лига Наций, разве с ней было не так? Лига Наций – это древняя история. Она не смогла остановить Франко и Гитлера. Очевидно, каждое поколение что‑то теряет и отчаянно пытается найти нечто новое, чтобы зацепиться за это. Для современной молодежи – это иногда авторитет гуру, или Кришны, или поклонение очередному святому – Муну. И все это – под аккомпанемент рок‑музыки, – социальный протест звучит иногда в их сердцах. Любовь вышла из моды, Том пару раз читал или слышал об этом, но никогда – от Фрэнка. Фрэнк был скорее исключением; он прямо признавался, что влюблен.
«Не надо сильных эмоций. Воспринимай все хладнокровно!» – вот девиз теперешних молодых. Многие молодые люди не верят в брак, даже в то, что можно любить друг друга и иметь детей.
Где сейчас блуждают мысли Фрэнка? Он сказал, что хочет потерять себя. Не имел ли он в виду, что хочет освободиться от ответственности, связанной с принадлежностью к семейству Пирсонов? Самоубийство? Изменение имени? За что Фрэнк хочет зацепиться? Сон положил конец размышлениям Тома. |