Приходилось ли Турлоу убивать мафиози, как Тому? Или теперь этих садистов, сутенеров и шантажистов правильнее называть членами «организованных криминальных группировок»?
– А Сьюзи? – любезно продолжил Том. – Думаю, вы с ней встречались?
– Сьюзи? Она настоящая домоправительница. Точно. Она работает у них много лет. Состарилась, но они не хотят... ее отпускать.
В аэропорту им не удалось взять носильщика, пришлось самим тащить вещи к стойке регистрации. Неожиданно очередь окружили журналисты с фотокамерами. Том низко наклонил голову; он видел, как Фрэнк спокойно закрыл лицо рукой. Турлоу дружески кивнул Тому. Один из репортеров обратился к Фрэнку по‑английски с сильным французским акцентом:
– Вы хорошо провели время в Германии, мистер Пирсон? Что вы можете сказать о Франции? Почему... почему вы пытаетесь скрыть лицо?
Большая черная камера висела у него на шее, Тому захотелось схватить ее и разбить, но репортер вскинул фотоаппарат и щелкнул Фрэнка, как раз повернувшегося к нему спиной.
После регистрации Турлоу неожиданно выскочил вперед, словно судья на линии, что привело Тома в восхищение, оттеснил прессу – их было уже человек пять. Это позволило им пройти прямо к эскалатору и паспортному контролю, ставшему непреодолимым препятствием для журналистов.
– Я хочу сидеть рядом с моим другом, – твердо сказал Фрэнк стюардессе, когда они поднялись на борт.
Он имел в виду Тома.
Том предоставил Фрэнку возможность уладить все самому; какой‑то мужчина согласился поменяться местами, и Том с Фрэнком сели вместе в ряду из шести кресел.
Том оказался у прохода. Это был не «Конкорд», и в течение следующих семи часов Том так и не смог спокойно поразмышлять. «Немного странно, что Турлоу не заказал первый класс», – подумал Том.
– О чем вы говорили с Турлоу? – спросил Фрэнк.
– Ничего особенного. Он спрашивал, как я провожу время. – Том усмехнулся. – А вы с Джонни?
Том надеялся, что Фрэнк и Джонни не говорили о Терезе, потому что Джонни, по всей видимости, совсем не интересовался темой утраченной любви и не испытывал сочувствия к страданиям влюбленных.
– Тоже ничего особенного, – ответил Фрэнк резковато, но Том знал его и не придал этому особого значения.
Том купил в дорогу три книги, теперь они лежали в дорожном саквояже. В самолете – что неизбежно – оказались вездесущие и неутомимые маленькие дети, все трое – из Америки, они тут же начали носиться туда‑сюда по проходу. Том подумал, что им с Фрэнком удалось бы скрыться от этого шума только в последнем, восемнадцатом ряду, подальше от того места, где, по всей видимости, располагались родители детей. Он пытался читать, дремать, думать – последнего ему не точно не следовало делать. Вдохновение, хорошие и продуктивные идеи редко приходят в голову в такой обстановке. Из состояния полудремы Тома вывело слово «шоу», прозвучавшее, казалось, прямо в самом мозгу; он приподнялся в кресле и, щурясь, взглянул на экран цветного телевизора, расположенного в центре салона; звука он не слышал, так как отказался взять наушники. Как провести свое шоу? Что, собственно, он предполагает делать у Пирсонов?
Том снова уткнулся в книгу. Когда один из этих ужасных четырехлеток в очередной раз устремился в его сторону, бормоча какую‑то ерунду, Том осторожно выставил в проход ногу. Маленький монстр грохнулся плашмя и мгновение спустя заревел, как испорченная сирена воздушной тревоги. Том притворился спящим. Появившаяся откуда‑то замотанная стюардесса принялась успокаивать малыша. Том заметил довольную ухмылку мужчины, сидевшего в кресле по другую сторону прохода. Он был не одинок. Ребенка водворили на место, несомненно, для того, чтобы он мог наконец накричаться вволю. |