Музыка – любая музыка – это здорово. Здорово не быть заключенным в тюрьму – как бы она ни называлась. Здорово, когда ты не пытаешься управлять чужими судьбами.

Фрэнк Пирсон".

Подпись получилась четкая, решительная, даже с попыткой росчерка. Том подумал, что этот вызывающий росчерк Фрэнк, вероятно, позволил себе впервые в жизни.

Том был растроган, однако он рассчитывал, что Фрэнк даст точное, поминутное описание всех обстоятельств, связанных с убийством отца. Может быть, на это не стоило и надеяться? Может быть, юноша бессознательно стер из своей памяти детали, а возможно, просто не сумел облечь в слова совершенный им акт насилия, – ведь наряду с описанием действий как таковых это подразумевает способность к анализу мотивов. Очевидно, это здоровый инстинкт самосохранения удержал Фрэнка от того, чтобы переживать заново момент убийства.

Том вынужден был признаться себе, что у него нет ни малейшей охоты восстанавливать в памяти и снова переживать те семь или восемь убийств, которые совершил он сам. Самым страшным, разумеется, было первое – когда он до смерти забил веслом молодого Дикки Гринлифа. Отнять у другого человека жизнь? Это ужасно, и это не может быть осмыслено до конца. Тут есть какая‑то тайна. Может люди оттого и стараются забыть о том, что совершили, потому что не понимают сути своего поступка. «Убивать легко, – думал Том, – если тебя наняли – мафия или политики – и ты не знаешь того, кого нужно устранить». Однако Том ведь знал Дикки, а Фрэнк – отца, возможно, отсюда и этот полный провал в памяти. В любом случае Том не намеревался вытягивать у Фрэнка подробности.

Правда, Том был уверен, что Фрэнку не терпится узнать его мнение по поводу изложенного письменно; возможно, он ждет, что его похвалят за честность, а Том видел, что мальчик действительно старался не лукавить.

Фрэнк был в гостиной. После обеда Том включил для него телевизор, но пареньку явно стало скучно (что не удивило Тома – субботние передачи были малоинтересны), и он предпочел поставить пластинку, хотя и не на полную громкость, как Элоиза.

С листками в руках Том спустился вниз. Фрэнк лежал на желтом диване, заложив руки за голову и аккуратно перекинув ноги через подлокотник – чтобы не испачкать обивку. Глаза у него были закрыты.

– Билли! – окликнул его Том, лишний раз напоминая себе, что пока называть его следует только этим именем. «Интересно, – подумал он, – сколько еще времени продлится это „пока“?»

– Я здесь, сэр! – тотчас отозвался мальчик и вскочил.

– Полагаю, ты очень хорошо все изложил – правда, до определенного момента.

– Что вы имеете в виду?

– Я надеялся... – начал Том, но прервал себя и взглянул в сторону кухни. Через полуоткрытую дверь он увидел, что свет там уже погашен, однако он не спешил продолжать: стоит ли, право, навязывать собственные размышления шестнадцатилетнему мальчику? – До того момента, когда ты кинулся к обрыву.

Фрэнк тряхнул головой.

– Я до сих пор не понимаю, как не свалился. Я часто об этом думаю.

Фрэнк явно ждал, что Том будет расспрашивать его еще, но Том молчал, и тогда юноша спросил:

– Вы когда‑нибудь убивали?

Том сделал несколько шагов к дивану – с тем, чтобы выиграть время, а также для того, чтобы быть подальше от кухни и мадам Аннет, и ответил:

– Да.

– И не один раз?

– Если честно – нет, не один.

Должно быть, Фрэнк действительно перешерстил всю прессу, а остальное дорисовал в своем воображении.