Тощий человек в грязных штанах и тесной рубахе медленно вступил на городскую площадь. На одном из углов он поставил на землю зеленый картонный чемоданчик, согнулся и вынул пачку сигарет. На другом углу возник судья. Был час его прогулки. Городская площадь в Янауанке – неправильный прямоугольник. Северная его сторона – в пятьдесят два шага, южная – в пятьдесят пять, западная – в восемьдесят пять, восточная – в семьдесят четыре; и каждый вечер, в шесть, судья двадцать раз проделывает по двести пятьдесят шесть шагов. Пришлый человек закурил. Судья, плохо видевший голодранцев, прошел мимо него. Эктор Чакон засмеялся, и смех его был похож на крик, на условный рев зверя, на тайный зов филина. В дверях домов показались люди. Жандармы на своем посту щелкнули затворами винтовок. Собаки и дети перестали гоняться друг за другом. Старухи Перекрестились.
Глава десятая
о том, когда и где проволочный червь вполз в Янаканчу
Я еще не видел Ограды. Овцы давали мне мало, и я завел кабачок под самой Янаканчей, в тридцати километрах от Ранкаса; Сержант Кабрера, у которого со времен его службы немало врагов, говорит, что у нас в Янаканче даже площади нету. Это верно. Я собрал ненужную жесть и построил домик. Раздобыл стол, цветастую клеенку, скамейки и, чтобы повеселить клиентов, повесил вывеску: «Тут лучше, чем там». «Там» – это на кладбище, оно как раз напротив. Шахтеры полюбили мой убогий кабачок. А площадь нам ни к чему. Домики стоят как бог на душу положит, по спуску к Уариаке. И зимой и летом добрые люди идут здесь, засунув руки в карманы и закутав шарфом лицо. Тепло бывает только в полдень. Псы жадно ждут теплого луча и бегут за ним в самую степь, а в степи внезапно спускается мрак, ветер выходит из пещер и злобно лижет голую землю.
Янаканча начинается там, где кончается спуск от Серро-де-Паско, – на кладбище. Приезжие удивляются, слишком оно большое для селенья. Дело в том, что еще до рыжебородого город Серро-де-Паско пережил двенадцать вице-консулов. Люди всех рас поднимались сюда, чтобы найти легендарные подземные сокровища. Они искали здесь удачи, а находили смерть. Годами копали они в горах, а потом их настигала простуда, и, на минуту очнувшись от бреда, они молили, чтобы на все их золото им соорудили хоть сносную могилу. Вот они и лежат в своих гробах, жалуясь на снег и холод. В четверг у одной, из кладбищенских стен ночь породила Ограду.
Я посмотрел на нее и перекрестился: Дубленые морды смотрели, как она ползет. На моих глазах она обогнула кладбище и спустилась вниз. У края дороги Ограда остановилась, поразмыслила час и разделилась надвое. Дальше дорога на Уануко двинулась меж двух рядов проволоки. Ограда проползла три километра и свернула к темным землям Кафепампы. «Тут что-то неладно», – подумал я и побежал под крупным градом к дону Марселино Гора. Но дону Марселино было не до меня. На рассвете скотокрады, чтоб их разорвало, увели у него двух волов. Третий раз за год крали у него скот; и сейчас он сидел на пороге и, глядя в землю, размышлял о том, как он с ними расправится, когда их изловит. Я подошел к нему, прикрываясь от дождя мешком.
– Послушайте, дон Марселино, на дороге в Уануко появилась непонятная ограда.
, – Поймаю их, козлов, – оскоплю.
– Дон Марселино, дорога огорожена какой-то проволокой.
– Кто-то на меня наводит порчу. У меня на дверях кресты золой нарисовали.
– В Янауанке один человек во сне воров находит. Правда, он сам себя зовет Скотокрадом. Дон Марселино, а не ударить ли нам в колокол, созвать народ?
– Да это все инженеры, Фортунато…
– Нет, зачем им дорогу огораживать? Ограда – ограда и есть; где Ограда, там и хозяин, дон Марселино.
Дон Гора сердито считал дождевые капли. |