Изменить размер шрифта - +
Жирный и сияющий Арутинго, в новой рубахе, собирал у желающих ставки и клялся, что Победитель победит.

Любопытные зрители заполнили места, и сержант Кабрера приказал начинать. Ровно в двенадцать дон Эрон де лос Риос, потея в темном костюме, поднялся с места. В конце поля уже построились в ряд девятнадцать кентавров. Но дон Эрон не хотел омрачать столь славный день и сразу взял быка (вернее, коня) за рога! «Господа! – сказал он (чем выказал немалый дипломатический ум, ибо здешние жители не – привыкли к такому обращению со стороны властей). – Состязания эти не тешат честолюбие, а славят священную годовщину нашей родины». Всадники сняли шляпы. Солнце сильно пекло, и алькальд почесал за ухом. «Важно ли, – тихо сказал он, – важно ли, кто победит? Быть может, для всех лучше, чтобы судья удовлетворил свою прихоть», – и обвел участников многозначительным взглядом. «Черт меня дернул записаться!» – вздохнул Альфонсо Хименес и высморкался. Этим, казалось бы, он мог обидеть алькальда, но милостивый дон Эрой не наказал его за дерзость и принялся философствовать. «Соревнования как мыльная доска: не упадешь так поскользнешься. Все мы под законом, никто не вправе зарекаться». И закончил парадоксом: «Вы, господа, победите проигрывая». Успокоенные всадники встали в ряд. Весь город глядел на них. И судья смотрел на них с почетного места в особый бинокль, привлекавший не меньше внимания, чем сами скачки. Алькальд объявил: «Дамы и господа! Муниципалитет Янауанки откликнулся небывалым образом на славную годовщину. Лучшие всадники оспаривают кубок, поднесенный представителями нашей торговли. Да поможет им бог, да победит сильнейший!»

 

Загремели аплодисменты. Капрал Минчес, как положено, выстрелил в воздух. И – то ли потому, что повлияли своевременные напоминания алькальда, то ли потому, что он и впрямь был лучше прочих, – Победитель вырвался вперед. Черный Костюм смотрел на него с улыбкой сквозь свои чудесные стекла. Однако человек предполагает, а конь располагает. Нечувствительный к здравым Доводам дона Эрона, гнедой скакун Сесара Моралеса по кличке Колибри обошел Победителя. Моралес божится, что старался, как мог, обуздать его наглость: он сел в седло, дал шенкеля, дергал за правую узду, раня скакуну губы, но тщетно – дерзкий конь остановился только у финиша.

Судью Монтенегро ожидало страшное унижение: он видел, как опозорился конь с таким неподходящим именем, и должен был вручить настоящему победителю кубок, подаренный достопочтенным советом. Он резанул алькальда жутким взглядом, а дон Эрон, живо представив себе все последствия, встал и побрел туда, где толпились наездники. Никто не знает, о чем он говорил с Моралесом. Наконец он вернулся на трибуну. Мордатый Арутинго уже смирился и собирался платить выигрыши. «Господа, – сказал дон Эрон, обливаясь потом, – участники заметили за Моралесом несколько грубейших нарушений. Он мешал им, загораживал дорогу. Уважение к славному празднику не позволяет простить ему». Члены жюри с облегчением заулыбались. И впрямь нельзя покрыть столь грубый промах в годовщину родины! Через минуту жюри отменило победу Колибри и устами дона Эрона признало победившим Победителя. Но тут поджидала новая загвоздка: судья не мог преподнести кубок самому себе. Однако дон Эрон не сплоховал и почтительно попросил донью Пепиту Монтенегро, чтобы она преподнесла награду от имени высшего общества Янауанки. Донья Пепита, краснея от смущения, вручила собственному супругу кубок и тысячу девятьсот пятьдесят солей. Аплодисменты загремели снова.

Завидев Победителя, мальчишки разбегаются по улицам и вопят: «Судья, судья едет!» Еще до этого Победитель гарцует под особым седлом, на котором многократно вышиты серебряной нитью инициалы «Ф» и «М», и нетерпеливо грызет удила.

Быстрый переход