— Я у него пока что не лечился, — медленно ответил поэт и вдруг побледнел. — Зачем мы едем?

— Убить жениха.

Подземное головокружение, тоннель, Таганка, огни, в ночи, в гулком сквознячке продолжением всеобщего безумия обернулся инвалид и заявил:

— Деньги вперед.

— Митька, ты погубишь все…

— Деньги вперед, не то высажу!

— Высаживай! — рявкнул Никита. — Немедленно!

— Друг мой, шутка. Шуточка.

Митя бросил бумажку на переднее сиденье, инвалид схватил, мотор взревел, зазиял асфальтом белый день впереди, Никита прошептал:

— Зачем мы едем?

— Необходим разговор по душам… задушевный разговор, понимаешь? — Бессвязный страстный шепот! в каких пределах блуждала душа его! как билась жизнь на краю! — Ты меня поймешь… как друг. И он тоже… «мой первый друг, мой друг бесценный…».

— Да черт с ним в конце-то концов!

— Бесценный черт, он ждет на Черной речке, где закатилось русское солнце… Не переживай, дуэли закатились, бедные рыцари и каменные гости, и Европа на закате… ну, у них там свой черт — какой-нибудь демон с опаленными крыльями, а мы народ простой… да не переживай ты, поглядим в глаза друг другу, может, мелькнет скупая мужская слеза.

— У Вэлоса мелькнет?

— Нужна слеза, без нее как-то нехорошо, не по-русски. Дам пару раз по морде — мелькнет.

— Охота тебе с дерьмом связываться!

— Вот что, друг мой дерьмовый. Вы два года держали меня за идиота…

— Да я только весной узнал, как он из Питера вернулся!

— Держали — теперь сиди и молчи. Пойдешь за мной — пристрелю.

Серая башня, серая лестница (он дернул молнию на сумке, на кармашке), последнее солнце в железобетонном подъезде — его свобода!.. (сунул руку в кармашек) раствориться без остатка в равнодушных жгучих лучах… (позвонил) уйти в ничто — продырявить мерзкую плоть и улечься рядом — друзья-покойники.

Шаги, вожделенный дверной пролом, Маргарита.

— Жека дома?

— Нету.

Митя прислонился к стене, пропадала даром, сгорала в крови грозная черная сила. В прихожую выкатились два маленьких Вэлоса.

— Где он?

— Не знаю, — улыбнулась женщина, заволновались лиловые кружева, вспыхнуло золото во рту и на груди. — Проходите, ребята. (Митя вздрогнул, оглянулся: бледный Символист за спиной.) Мы сейчас кофейку, а можно и коньячку…

— Где он может быть?

— Черт его знает. Якобы по пациентам, но — заметь, каждую пятницу! — обряжается в черный бархат… жених!.. и побежал. К какой-нибудь шлюхе, — Маргарита вдруг подмигнула. — Любовь.

— У него что, квартира для такой любви есть?

— У него все есть, — она засмеялась, засмеялись маленькие Вэлосы, как обезьянки. — Чудотворец, гад.

— Где квартира?

— А, где нечистая сила, там и Жека. Творит чудеса.

— А где у нас сейчас нечистая сила?

— Везде.

— Например?

Маргарита смотрела в упор, оценивающе и пристально, шагнула вплотную; в дорогом французском аромате, в шелесте крови в ушах мстительный шепот врезался намертво в память.

— Интересно, ты-то с ним справишься? — добавила она громко.

— В каком смысле?

— В том самом.