|
Он совсем забыл о них (милосердные провалы в памяти меж обрывками разорванных миров), но этот последний обрывок был связан со справочником, почерком, предметом, припахивал кровью и мертвечинкой и легко вписывался в контекст. Он вот-вот поставит точку, соединит все со всем в смерти, если повезет — в ничто. Завыл мотор, в горних сферах воображения отозвалась серебряным звоном походная труба, взметнулся в подполье подсознания свист бичей, двинулись в путь.
— Теперь, Мить, на Герцена? — Деньги вперед. — Хочешь, дядя, заработать? — Кто ж не хочет. — Вот и работай. На Герцена! — Герцен подождет. Он занят мировой революцией, а мы поедем на Страстной бульвар. Так-то вот инженеры человеческих душ, крошечные фаусты, пережив в ту пятницу второе явление, включились в последнюю Митину главу. На Страстном тем временем пир продолжался (широкое псевдоисторическое полотно, золотые анналы и скрижали, «гениальный кирпич» — по выражению завистников, но ведь успел!). — За того, с кем мы всегда побеждали! — Мстислав Матвеевич встал, поднял стакан, звонок, коридор, дверь, кто-то смутно, сквозь застольные пары, знакомый на пороге. — Пр-рошу к столу! Кто-то рванул на голоса, за ним второй, уже определенно знакомый («писательский домик! свои люди!»), хозяин пополз следом. Двенадцать человек за старинным овальным столом. — Где жених? — окаянное словцо прилипло намертво, в чаду сталинизма и паров — звон трубы и свист бичей. — Был, — донес наблюдательный собутыльник. — Только что. С невестой и юношей. — Куда делся? — К Левушке. — К Левушке? — Пошли, Мить. — И Никиту затрясло от непонятного мрачного азарта. — Знаю я этого Левушку. Митя тотчас забыл обо всех, но в дверях его перехватил хозяин. — Пр-рошу к столу! — Им доктор нужен. — Сейчас мы их вылечим. Стаканы! Пьем за отца народов! — За которого? — Митя взял из чьих-то рук полный стакан. — За Бога или за сатану? Во всенародном молчании чей-то злорадный смех, чей— то горестный голос: — Бога нет. Нет Жениха, потаенной горницы и двенадцати избранных стрел любви. «Я возлюбил вас»? — Нет, — подтвердил Митя, и национальный напиток зажег кровь. А Левушка уговаривал по телефону одну задорную студенточку, дело шло на лад («Мое последнее приобретение — „Георгий-Победоносец убивает змия“». — «Кого?» — «Змия». — «Ха-ха, трудно устоять». — «Так я жду?»), входной звонок, пылкое «Жду!» на страждущих устах, в душе тревожное: «Кого там черт!..» — Ба, Никита! — Где жених? — словно взорвались звон и свист, бичи и трубы. — Чуть-чуть не застали. Проходите. В кабинете соблазном для студенток сиял Георгий-Победоносец; хрустальные рюмочки на столике под ним отсвечивали западноевропейской жидкостью. — И выпить не успели, невеста капризничает. Какая женщина! Вы ее знаете? — Где жених? — Семена Светлого знаете? «Боги гибнут» в «Худлите» по два с полтиной за строчку. (В жутковатой панике лукавый мусор: тираж, листаж, камуфляж.) — Да знаем! — закричал Никита. — «Боги гибнут» в венке сонетов. Ну и что? — Нервное расстройство — мерещатся склепы. |
