– Ну да, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота, как писал Чуковский, – хмыкнул бывший партработник.

– Бегемот? Нет, наша страна – это паровоз, тянущий в гору превышающий его возможности груз. Стоит только вовремя не поддать пару, как его потянет по откосу назад, а там пропасть. Поэтому только вперед. Пусть узлы и механизмы лопаются, пар перегрет, все время что-то отваливается, кто-то вываливается за борт и под колеса. Но останавливаться никак нельзя, иначе потеряем все… Но мы осилим подъем, Андрон Агафонович, поверьте. И вас, грязь, с колес счистим безжалостно, потому что иначе поезд увязнет.

– Да вы уже увязли, и поезд дальше не пойдет. Доуправлялись кухарки государством…

Мы уже почти преодолели отдаленный участок, как нельзя лучше приспособленный для всяких темных укромных делишек. Если и наваливаться на нас, то только здесь. Я уже было разочаровался, решив, что вся наша комбинация летит чертям под хвост. И что тогда?

Москвич гарантировал, что до нужных ушей дошла информация о Головченко, который задержан, и теперь по Люсинской ветке его повезут в Нижнепольск. И партиец якобы пока молчит как рыба, но уже склоняется к тому, чтобы дать все расклады по организации, если ему официально будут обещаны жизнь и здоровье. Почему «осьминоги» не среагировали? Или они действительно решили бежать и сейчас пакуют чемоданы? Это будет самый худший расклад.

Я уже прикидывал, как мы разбежавшихся контриков будем искать по всей стране и какими словами меня будут крыть за провал. Мне стало совсем грустно. И тут поезд начал резко тормозить.

Я высунулся из окна. Железная дорога изгибалась. И на этом изгибе ее перекрыл тяжело груженный мешками грузовик. Знакомая, кстати, машина. «АМО» со специфическим рыжим окрасом – ни с чем не спутаешь.

На путях стоял человек в военном френче, перетянутый ремнями, махал руками и орал что-то типа: «Стой! Куда прешь?!»

А потом из леса высыпали вооруженные люди и заняли позиции вдоль вагона.

На ступеньку прыгнул человек. Притом хорошо знакомый человек. Вежливо так постучался. А потом рывком отодвинул дверь в сторону. И зашел внутрь. Ну, вот и он! Наш герой!

За ним ввалился громила, державший на плече укороченный карабин, ствол которого пока невинно смотрел вниз.

– О, Александр Сергеевич! – всплеснул руками незваный гость. – Какими судьбами?

– Где же мне еще быть, как не на службе. А вас каким ветром сюда надуло, Григорий Яковлевич? – спросил я, невежливо продолжая сидеть на диванчике, засунув руки в карманы своей брезентовой куртки.

– Да машина заглохла на путях… А у вас, как вижу, особо важное задание. О, гражданин Головченко, – всплеснул руками командир продотряда Лифшиц. – Слухи ходили, что тебя, иуда, взяли. Все не верил. И вот встретились.

– Иуда – это ты, Гриша, – равнодушно отозвался Головченко. – Притом таких иуд еще поискать. Всем иудам иуда.

– Говорливый какой. – Лифшиц деловито осмотрелся. – Что-то маловато вас для конвоя.

– Рассчитывали на секретность, – скривился я как от зубной боли. – И, как наглядно видно, зря.

– Зря. Вы все ж, штучки московские, чужие на нашей земле. А мы тут все знаем.

Он еще раз внимательно оглядел нас и проинформировал как о само собой разумеющемся:

– Вот что, Александр Сергеевич. Задержанного я у вас забираю. У нас с ним свои счеты. И свой разговор.

Он чуть ли не плотоядно облизнулся, глядя на опечатанный кожаный саквояж в углу, как и положено вещественным доказательствам.