Тут зазвонил телефон. Пако выронил джойстик и взял трубку:

   – Какого черта?

   – Привет, это Серджо.

   Пако терпеть не мог, когда ему звонили после половины восьмого.

   – Давай говори…

   – Ты меня не видел!

   Пако опешил:

   – В каком смысле?

   – В том смысле, что ты меня не видел. Если Луана узнает…

   – Да в чем дело? Абла громче, ничего не слышно, каброн![19] Ты где?

   – Я в «Кальтанисетте»! Ты меня видишь?

   – Не-а! – Пако провел по лбу рукой. – У нас послезавтра дерби… куда ты пропал?

   – Подожди, я подниму руку… А так видишь? Вот, теперь видишь?

   Пако откусил кусочек сосиски, лежавшей на электрогриле возле дивана.

   – Серджо, ты меня начал доставать!

   – Эй, конечно, Сомаини… куколка, а?

   – Ну, куколка… – Он ничего не понимал.

   – Не врубаешься? Мы с тобой в «Сицилии». Видишь ли, жизнь иногда… В общем, это лучшее место… Я заказал баклажаны и советую тебе лапшу «алла Норма».[20]

   – Серджо, ты меня задолбал!

   – Извини, извини… Но ты ведь в «Сиракузах», и я хотел дать тебе совет…

   Футболисты долго не могли понять, кто где и что к чему, но примерно через четверть часа клубок начал разматываться.

   – Пожалуй, ты прав, это не можешь быть ты. Я тебя вижу, и у тебя в руке нет мобильника. Но тогда кто же это?

   – Подожди-ка… В ресторане я и в то же время не я?

   – Вот-вот. Но он говорит и двигается, как ты. Правда, одет он странно…

   – Серджо, все в порядке. Я понял. Спасибо. Дальше разберусь сам.

   Симона Сомаини очень устала, у нее слипались глаза.

   Удивительно. Вот уже два года, как она спала не больше трех часов в сутки и не уставала. Точнее, со времени операции на груди она чувствовала постоянный прилив сил и такую энергию, что выдерживала ритм работы, который мог бы свалить слона.

   А сегодня, ужиная с Пако Хименесом де ла Фронтера, она хотела только нырнуть под одеяло, и больше ничего. А ведь наверняка на улице ее поджидала армия фотографов, расставленная ее агентом.

   Не спать. Не теперь. Не нынче вечером. Не с Пако.

   Что произошло? «Шардонне Планета» со льдом, хлеб с овощным салатом-фантазией? Флавио Сарторетти и сам не знал. Но ему не было так хорошо с тех пор, как он победил в телевизионном конкурсе в девяносто девятом году. Единственным диссонансом была Сомаини, которая клевала носом и перестала его слушать. Три таблетки рогипнола, брошенные в ее бокал, пока она ходила в туалет, делали свое дело.

   Вот незадача, а то он бы непременно трахнул ее сегодня.

   Но ему очень было нужно от нее еще одну вещь, и спрашивать надо было быстро, пока она не вырубилась.

   – Симона, послушай, ты знаешь одного актера, великого актера, muy lindo che se llama Flavio Sa…[21]

   И вдруг он оказался в другом мире: Симона Сомаини, сидевшая перед ним, исчезла, на ее месте колыхалась какая-то жидкость и на него любопытно таращилась морда групера.