Бородач величественно кивнул:

    -  Пустяк дело. Скажи лучше, чужеземец, куда путь держишь на столь утлом суденышке?

    Птенчиков окинул взглядом колоритную толпу и ощутил небывалое вдохновение:

    -  Плыл я, царь-батюшка, с купцами заморскими, людьми почтенными. Объехали, можно сказать, весь свет! Торговали мы булатом, чистым серебром и златом, а теперь нам вышел срок… то бишь, потопло наше судно. Вместе со всеми товарами и месячной выручкой. А также купцами, матросами, капитаном и коком. Один я спасся: волной в лодку швырнуло. Очнулся - и погреб, погреб, куда - и сам не ведаю. Надеялся на берег наткнуться. А тут ты подоспел с милостью несказанной!

    Государь задумчиво шевельнул густыми бровями:

    -  Занятно… Кораблекрушение, говоришь? А все моряки жалуются, что уже три седьмицы, как ветра приличного не было. Ишь как плетемся, - он неодобрительно покосился на паруса. Паруса печально вздохнули и снова обвисли, демонстрируя покорность обстоятельствам.

    -  Э-э… - растерялся Птенчиков. - Так я этим самым седьмицам уж и счет потерял. Всё гребу да гребу, а сколько времени прошло - бог его знает!

    -  Вот это богатырь! - раздались в толпе восхищенные возгласы. - Теперь ясно, почему он такой тощий.

    -  А одежка-то свеженькая, - усомнился государь.

    -  А я аккуратный, - живо парировал «богатырь». - Маменька с детства приучила.

    Государь одобрительно крякнул:

    -  Что ж, мил-человек, финал такого приключения не грех и отметить. Как тебя звать-величать?

    -  Иваном.

    -  Пойдем, Ивашка, во палаты. - И царь махнул рукавом в сторону кубрика.

    Птенчиков перевел дух. «Пятерка» начинающему детективу в графе «сложение автобиографических легенд»! А далее всё пошло как по писаному: «Я там был; мед, пиво пил… » В отличие от Соньки, Ивану легендарный напиток очень понравился.

    Тем временем Сонька находилась совсем недалеко от разыскивающего ее детектива. Она лежала в тесной каюте и страдала от морской болезни. Сразу двумя ипостасями.

    -  О… - стонала Сонька-Повариха, склоняясь над тазиком.

    -  А… - вторила ей Сонька-Ткачиха, зеленея и отворачиваясь. Не слишком приятно наблюдать саму себя в столь плачевном состоянии. Глаза ввалились, нос заострился, волосы сосульками… смерть, да и только!

    -  Ой, мамоньки, как же мне плохо! - Повариха с трудом оторвалась от тазика. - Дай скатерку, сил моих больше нет терпеть. Полечу домой, лягу в постель и наберу на обоях изображение пустыни. Чтоб вокруг не было ни капли этой проклятой качающейся воды!

    -  Обойдешься без скатерки, - фыркнула Ткачиха.

    -  Гибели моей хочешь?

    -  Я не самоубийца. Между прочим, у меня тоже сейчас все внутренности выкручиваются, как в стиральной машинке на максимальном режиме, а ведь я уже второй раз кувыркаюсь в этой посудине. Терпи. Увидишь Лебедевы изумруды - враз забудешь, как с тазиком обнималась, я-то знаю. Отвезешь камешки антиквару и помчишься Ткачихой наряжаться, чтобы обратно лететь и счастье свое не упустить, а о тазике вспомнишь, только когда в роли Ткачихи снова на борт поднимешься.

    -  Не могу поверить, что я добровольно решусь на повторение этого кошмара. А!.. - Корабль изящно вильнул, и обе Соньки метнулись к тазику, чуть не стукнувшись лбами.