|
В доме напротив горела электрическая лампочка, и он вспомнил, что не погасил свою. Возможно, это может стать удобным поводом, а то и предлогом? Действительно, а не съездить ли ему к себе! Кэй будет ждать весь день, он уже начинает осваиваться с ее привычными. Он оставит на столе ей записку о том, что вернется. Там, в Гринич-Виледже, он приведет комнату в порядок. Пока он, заперев дверь, бесшумно одевался в ванной, его голова лихорадочно работала. Он не только тщательно уберет комнату, но и купит цветы. И купит еще недорогой кусок кретоновой материи яркой расцветки, чтобы прикрыть серое покрывало кровати. Потом он пойдет и закажет холодную еду в итальянском ресторане, в том самом, который поставляет еженедельные ужины Ж. К. С. и Винни. Ему надо еще позвонить на радио, поскольку на завтра назначена запись. Он должен был позвонить вчера. Голова работала четко и ясно. Как-то неожиданно, несмотря на усталость, он обрел хладнокровие и заранее радовался, представляя, как пойдет по улице и будет прислушиваться к звуку своих шагов, вдыхая свежий утренний воздух. Кэй по-прежнему спала, выпятив нижнюю губу, что вызвало у него почти умиленную улыбку. Конечно, она заняла определенное место в жизни Комба. К чему теперь пытаться его соизмерять и как-то оценивать? Если бы он не боялся ее разбудить, то непременно поцеловал бы в лоб снисходительно и нежно. "Я скоро вернусь", - начертал он на листке, вырванном из записной книжки, и положил его на ее портсигар. И от этого он опять улыбнулся, ибо теперь-то уж она никуда не денется: непременно наткнется на записку. Оказавшись в холле, он набил трубку, но прежде чем закурить, вызвал лифт. Вот как! Внизу не было ночного портье. Его уже заменила одна из девушек в униформе. Не останавливаясь, он прошел мимо нее, остановился как вкопанный на тротуаре и вздохнул полной грудью. Чуть было не вздохнул с облегчением: "Ну, наконец! " И только одному Богу известно, не задался ли Комб где-то в глубине души вопросом: вернется ли он назад? Он сделал несколько шагов, остановился, потом еще прошел немного. И вдруг ощутил острую тревогу, как человек, который чувствует, что забыл что-то, а что именно, не может вспомнить. Он еще раз остановился на самом углу Бродвея и застыл при виде его погасших огней и безлюдных широких тротуаров. А что будет, если, вернувшись, он обнаружит, что комната пуста? Едва эта мысль коснулась его сознания, то причинила такую боль, привела в такое отчаянье и вызвала такое паническое состояние, что он резко обернулся, чтобы удостовериться, что никто из отеля не выходил. Несколько мгновений спустя он уже у входа в "Лотос" выбивал свою еще не погасшую трубку, стуча ею по подошве. - Седьмой, пожалуйста, - бросил он молодой лифтерше, только что спустившей вниз кабину лифта. Он пришел в себя лишь тогда, когда убедился, что Кэй спокойно спит, а в их комнате ничего не изменилось. Он не знал, видела ли она, как он уходил и вернулся. Он в эту минуту испытывал столь глубокое и трудно передаваемое словами волнение, что не имел сил запросто спросить ее об этом. Она, казалось, продолжала спать, пока он раздевался и влезал под одеяло. И, по-прежнему не просыпаясь, она потянулась к нему и прижалась к его телу. Глаз она так и не разомкнула. |
