..
Она старалась изо всех сил не показать, что жалеет его. Это причинило бы ему боль.
- Все обстоит совсем не так, как тебе кажется, - поспешил он заверить ее. - Я могу вернуться назад когда захочу и вновь займу свое место...
Она налила ему еще чашку кофе, и сделала это так естественно, что он посмотрел на нее с изумлением, ибо близость, которая сама собой, без их ведома проявлялась в мельчайших жестах, казалась каким-то чудом.
- Все очень просто и глупо. Я могу тебе рассказать. В Париже все знают, и даже об этом сообщали кое-какие газетенки. Жена моя актриса и тоже знаменитость. Мари Клэруа...
- Я знаю это имя.
Она тут же пожалела о своих словах, но было уже слишком поздно.
По-видимому, он уже отметил, что ей известно театральное имя его жены, а его нет.
- Она не намного моложе меня, - произнес он. - Ей перевалило за сорок. Мы женаты уже семнадцать лет. Моему сыну скоро будет шестнадцать.
Говорил он все это с каким-то отрешенным видом и вполне естественно смотрел на одну из фотографий, украшавших стену. Потом поднялся и стал ходить взад и вперед по комнате, пока не кончил рассказывать.
- Прошлой зимой, совершенно неожиданно, она мне объявила, что покидает меня и будет жить с одним молодым актером, который только что окончил театральный институт и принят в Комеди Франсэз. Ему был двадцать один год. Происходил этот разговор вечером в нашем доме в Сен-Клу... Это дом, который я построил, ибо я всегда любил собственные дома... У меня очень буржуазный вкус, надо тебе сказать...
Я только что вернулся из театра... Она появилась вскоре после меня.
Пришла ко мне в кабинет-библиотеку и, пока объявляла о своем решении с эдакой мягкостью, теплотой в голосе и, я бы даже сказал, с нежностью, мне и в голову не могло прийти, что тот, другой, уже ожидает ее прямо у двери дома, сидя в такси, которое должно было их увезти.
Признаюсь вам...
Он тут же поправился:
- Признаюсь тебе, что я был так поражен, до такой степени ошеломлен, что попросил ее хорошенько подумать. Я понимаю теперь, какой смешной казалась ей моя реплика. Я сказал: "Поди поспи, малышка. Мы поговорим об этом завтра на свежую голову".
Тогда она призналась:
"Но дело в том, Франсуа, что я уезжаю прямо сейчас. Ты что, не понимаешь? "
Что же именно я должен понять? Что это настолько срочно, что она не могла подождать до завтра?
Я действительно тогда не понял. Теперь, кажется, я понимаю. Но я вспылил. И, должно быть, наговорил много чудовищных вещей.
Она же не переставала повторять, сохраняя полное спокойствие и почти материнскую нежность в голосе:
"Как жаль, Франсуа, что ты не понимаешь! "
Они оба немного помолчали. Тишина была какая-то полновесная, абсолютная, в ней не чувствовалось ни тревоги, ни смущения. Комб закурил трубку так, как обычно это делал в некоторых своих ролях.
- Я не знаю, довелось ли тебе ее видеть в театре или в кино. Еще и сегодня она продолжает играть молодых девушек, и не выглядит смешной.
Лицо ее, кроткое, нежное, немного печальное, украшают огромные глаза.
Они смотрят на вас пристально, полные наивного простодушия. Ну, можно сказать, что это глаза косули, которая с потрясением и упреком разглядывает так зло ранившего ее охотника. |