|
Это конец, все кончено и не могло кончиться иначе". Его не покидало ощущение, что он потерпел катастрофу. Это и не могло кончиться иначе! Он снова станет Франсуа Комбом. Его встретят в "Ритце" как больного, перенесшего тяжелую операцию. - Ну как, все кончилось? - Кончилось. - Не слишком было больно? Не болит больше? И никто, никто не видит, как он кусает вечером подушку и униженно молит: - Кэй... Моя маленькая Кэй... Позвони, сделай милость! Улица была пуста. Нью-Йорк был пуст. Даже их маленький бар был пустым, и однажды, когда он хотел там послушать их пластинку, он не мог этого сделать, потому что один пьяный посетитель, которого тщетно пытались выставить за дверь, какой-то северный моряк, не то норвежец, не то датчанин, обхватил его за шею и жадно исповедовался ему на своем непонятном языке. А может, оно и к лучшему? Она уехала, и навсегда. Он хорошо знал, и оба они хорошо знали, что навсегда. "Это не отъезд, Франсуа... Это, скорее, приезд". Что она хотела этим сказать? Почему приезд? Приезд куда? "Мисс, позвольте мне вам напомнить о счете за... ". Три доллара и несколько центов за халат. Он вспоминает, что вынимал его из шкафа Джесси и укладывал в чемодан. Во всем этом была Кэй. И Кэй была угрозой его спокойствию, его будущему. А Кэй была Кэй, без которой он не мог больше обойтись. Десять раз на день он отрекался от нее и десять раз просил у нее прощения, чтобы снова от нее отречься несколько минут спустя. И он избегал, как будто чувствовал в этом какую-то опасность, малейших контактов с людьми. Он ни разу не был на радио, не видел ни Гурвича, ни Ложье. Порой он на них же за это сердился. На седьмой день, даже, скорее, на седьмую ночь, когда он спал глубоким сном, в комнате раздался наконец телефонный звонок. Часы лежали рядом с телефоном. Все было предусмотрено. Было два часа ночи. Он услышал, как междугородные телефонистки обменивались позывными и переговаривались. Настойчивый голос глупо повторял: - Алло... мистер Комб... Алло, мистер Комб? К... О... М... Б... Алло... Мистер Комб? А за этим голосом слабо слышался голос Кэй, которой никак не давали вступить в разговор. - Да, да... Комб... Да... - Мистер Франсуа Комб? - Да, да. Она была там, на другом конце ночи. Она тихо спросила: - Это ты? Он ничего другого не нашел сказать в ответ, кроме: - Это ты? Он ей сказал однажды, еще в самом начале, - и это очень ее позабавило, - что у нее два голоса. Один голос самый обыкновенный, им может говорить любая женщина, а другой голос - низкий, слегка взволнованный, который поразил его с первого дня. Он еще никогда не слышал, как она говорит по телефону. Голос, который доносился издалека, был более низким, чем обычно, более теплым. Говорила она медленно и с какой-то обволакивающей нежностью. У него было желание крикнуть ей: - Ты знаешь, Кэй... Все... Я больше не буду бороться... Он понял, что никогда больше не отречется от нее. |
