– Поступила информация о трупе в Мейда-Вейл. Самоубийство, второй этаж.

Изломанное тело женщины лежало в кратере из кирпича. Она не сходила с места до тех пор, пока пол вокруг нее не разложился целиком, и тогда рухнула вместе с ним вниз, где ее, словно какого-нибудь мультяшного злодея, проткнула насквозь острая пика расщепленной деревянной балки. Из карманного скверика возле обрушенного дома за Анной и трупом наблюдал еще один стоялец – кольцо поваленных деревьев окружало его, а траншея у ног заполнилась водой на несколько дюймов.

Анна переслушала тогда без счета канав, пытаясь расслышать шумы, о которых говорила ей девочка.

Полковник заявил Анне, что ей нельзя больше оставаться в городе.

– Мы даже не знаем толком, что происходит, – сказал он.

В казарме ей выделили комнатенку с окном во двор, где стояли, прислоненные к стене, две здоровые шины. Еще в комнате был телефон, внутренняя линия для соединения с другими помещениями базы.

Время от времени в офицерской гостиной переставал работать телевизор.

– В чем дело? – спросила она как-то раз у Гомеса. – Я уже два дня новостей не видела.

Но, посмотрев на него внимательно, она даже замерла. Его ответный взгляд был полон боли, и она закрыла дверь, подошла к нему и встала так близко, что, если бы он только пошевелился, если бы поднял голову и взглянул на нее хотя бы с тенью теплоты или приязни, она сама бросилась бы ему на шею.

Он встал. Кивком поблагодарил ее и осторожно шагнул назад.

– Там люди, – сказал он ей, – там, в этом сраном хаосе. Я не могу с ними связаться. Все должно было пойти как-то иначе. Верно ведь? Но не пошло. Мне плевать, что вы не можете вылечить эту болезнь, но хотя бы научите нас с ней жить.

Но он что-то сделал, и вечером телевизор заработал опять.

Экстренные выпуски новостей. В дверь просунул голову Перри, багровый отсвет от снятых с воздуха пожаров в Чили, разрушений в Антверпене и Эдинбурге упал на его лицо.

– Полковник, – попросил Перри, – я еще посижу сегодня за полночь, ладно?

– Видали этого австралийского парня? – спросил Гомес у Анны.

Голова Перри убралась, полковник проследил взглядом, как закрылась дверь.

– Он считает, что кое-что нашел, – пояснил Гомес. – В Сети.

– Как? – спросила Анна. Интернет больше не существовал, превратившись в Саргассово море брошенных сайтов, дрейфующих фрагментов покореженной информации, блогов, социальных сетей, цифрового мусора офисов и компаний.

Гомес пожал плечами:

– Он же у нас супергик.

Анна смотрела на экран, где над верхушками какого-то леса с ревом кружили военные самолеты. Зеленый покров под ними прорезали пересекающиеся круговые просеки, эти новые стигматы человечества. В Дубае люди легли рядом с башней Халифа, но полицейские вовремя обнаружили их и предотвратили обрушение.

– Можно взять сюда хотя бы детей, – предложил Гомес. – Пусть спят рядом с вами.

– Тогда вы будете спать рядом с их траншеями, – возразила она. – Детские траншеи меньше, но все равно, представьте, какая будет теснотища.

Полковник горестно взглянул на нее. Анна вспомнила, что он разведен, что у него есть сын. В ту ночь она долго сидела, глядя во двор, на шины, очень черные на фоне темно-серой стены, и даже пыталась заплакать. Скоро она плакала уже по-настоящему, потому что мир вокруг них, кажется, кончался, так бессмысленно и глупо.

В два часа ночи, так и не сомкнув глаз, она вылезла из кровати и спустилась вниз, обследовать подвальный уровень. «Что, интересно, полагается чувствовать в таких случаях?» – думала она.