— Ну ты же сам сказал только что этим, красномордым… Что Костя Орловский про них ничего не знает…

 — А, это! — Олег рассмеялся. — Константин Орловский — художник начала прошлого века, и он действительно про этих краснорожих ничего не знал, и теперь уже, конечно, не узнает. Но это — чистая психология, действует на такую шантрапу безотказно. Видно же по ним, что мелкое жулье, ничего серьезного…

 Все-таки у Олега масса достоинств, несмотря на то, что он ужасно любит меня воспитывать. Жаркое по-мексикански сделало бы честь шеф-повару ресторана «Метрополь». Возможно, поэтому я с Олегом и развелась — на фоне его бесчисленных достоинств у меня начал развиваться комплекс неполноценности…

 Олег ушел, провожаемый потоком благодарностей, и не успела я запереть за ним дверь, как явилась Луиза. Сегодня она была непривычно тихая и как-то странно крутила головой, как будто не могла избавиться от навязчивого воспоминания. Я же, радуясь, что это последняя наша с Луизой встреча, была сегодня достаточно любезна.

 — Вот ваша статья, — я протянула Луизе три листочка, сколотых скрепкой.

 — Да-да, конечно, — рассеянно поблагодарила она. — Но если у меня еще возникнут вопросы, я вам позвоню.

 Мы постояли немного, помолчали, я рассматривала ее исподтишка. Сегодня на Луизе были серые брючки и желтые тапочки.

 А пиджачок тот же самый, от костюма, пестренький, и в этаком прикиде очень она напоминала курочку Рябу. Я уже не скрывала, что жду, когда она уйдет. А Луиза вдруг оживилась, затараторила:

 — Мне было так приятно сюда приходить, в этот кабинет, где мы так плодотворно работали с Валентином Сергеичем… С этой квартирой у меня связаны самые лучшие воспоминания.., и так далее.

 Я нарочно зевнула и демонстративно поглядела на часы.

 — Ой, какой дождь сильный пошел! — воскликнула Луиза, поглядев в кухонное окно. — Ну, раз сильный, то скоро пройдет, а то я зонтик забыла.

 — Наоборот, он затяжной, теперь до утра, — возразила я, надеясь, что наглость Луизы все же имеет пределы, и она не попросит оставить ее ночевать. Луиза же, обежав на прощание, как она говорила, всю квартиру, нашла в дальней комнате Горация и опять принялась тискать его уши. У меня возникло сильнейшее желание, чтобы Гораций наконец озверел и покусал ее как следует, но я тут же подавила эту мысль, потому что представила, что после Гераниевой трепки Луиза прикинется нетрудоспособной, станет меня шантажировать и вообще никогда не уберется из моей квартиры.

 Гораций с трудом высвободился и ретировался под диван. Луиза, внимая моему суровому взгляду, побрела в прихожую.

 — Скажите, Лариса, — она посмотрела на меня осмысленным взглядом, — а вы никогда…

 — Никогда! — заорала я, потеряв терпение. — Луиза Семеновна, мне надо работать!

 С вашими поисками я угробила кучу времени… И теперь, получив требуемое, вы не уходите, а продолжаете рыскать по квартире. Что вам еще…

 — Ох, простите, — Луиза не дала мне договорить, опять засуетилась и начала тараторить:

 — Ну как же я в такой дождик, у вас не найдется плащика какого-нибудь старенького, в дождь все равно не видно… Вы с собачкой в чем гуляете? Ах, это, — и не успела я и слова вымолвить, как мерзкая тетка схватила мою оранжевую курточку с надписью на спине «Морская полиция Лос-Анджелеса» и напялила ее на себя.

 — Вы не беспокойтесь, я завтра занесу.

 Вы ведь дома работаете, так я уж без звонка, — донеслось уже с лестницы.