|
«С ума сошел», - подумал я и покачал головой. Потом опять снял трубку и позвонил Кестеру: - Билеты еще у тебя, Отто? - Да. - Ну и отлично. Так я пойду с тобой на бокс. После бокса мы еще немного побродили по ночному городу. Улицы были светлы и пустынны. Сияли вывески. В витринах бессмысленно горел свет. В одной стояли голые восковые куклы с раскрашенными лицами. Они выглядели призрачно и развратно. В другой сверкали драгоценности. Потом был магазин, залитый белым светом, как собор. Витрины пенились пестрым, сверкающим шелком. Перед входом в кино на корточках сидели бледные изголодавшиеся люди. А рядом сверкала витрина продовольственного магазина. В ней высились башни консервных банок, лежали упакованные в вату вянущие яблоки, гроздья жирных гусей свисали, как белье с веревки, нежно-желтыми и розовыми надрезами мерцали окорока, коричневые круглые караваи хлеба и рядом копченые колбасы и печеночные паштеты. Мы присели на скамью в сквере. Было прохладно. Луна висела над домами, как большая белая лампа. Полночь давно прошла. Неподалеку на мостовой рабочие разбили палатку. Там ремонтировали трамвайные рельсы. Шипели сварочные аппараты, и снопы искр вздымались над склонившимися темными фигурами. Тут же, словно полевые кухни, дымились асфальтные котлы. Мы сидели; каждый думал о своем. - А странно вот так в воскресенье, Отто, правда? Кестер кивнул. - В конце концов радуешься, когда оно уже проходит, - сказал я задумчиво. Кестер пожал плечами: - Видимо, так привыкаешь гнуть спину в работе, что даже маленькая толика свободы как-то мешает. Я поднял воротник: - А что, собственно, мешает нам жить, Отто? Он поглядел на меня улыбаясь: - Прежде было такое, что мешало, Робби. - Правильно, - согласился я. - Но всT-таки? Вспышка автогена метнула на асфальт зеленые лучи. Палатка на рельсах, освещенная изнутри, казалась маленьким, уютным домиком. - Как ты думаешь, ко вторнику покончим с кадилляком? - спросил я. - Возможно, - ответил Кестер. - Ас чего это ты? - Да просто так. Мы встали. - Я сегодня малость не в себе, Отто, - сказал я. - С каждым случается, - ответил Кестер. - Спокойной ночи, Робби. - И тебе того же, Отто. Потом я еще немного посидел дома. Моя конура вдруг совершенно перестала мне нравиться. Люстра бьша отвратительна, свет слишком ярок, кресла потерты, линолеум безнадежно скучен, умывальник, кровать, и над ней картина с изображением битвы при Ватерлоо, - да ведь сюда же нельзя пригласить порядочного человека, думал я. Тем более женщину. В лучшем случае - только проститутку из «Интернационаля». III Во вторник утром мы сидели во дворе нашей мастерской и завтракали. Кадилляк был готов. Ленц держал в руках листок бумаги и торжествующе поглядывал на нас. Он числился заведующим отделом рекламы и только что прочел Кестеру и мне текст составленного им объявления о продаже машины. Оно начиналось словами: «Отпуск на юге в роскошном лимузине», - и в общем представляло собой нечто среднее между лирическим стихотворением и гимном. Мы с Кестером некоторое время помолчали. Нужно было хоть немного прийти в себя после этого водопада цветистой фантазии. Ленц полагал, что мы сражены. - Ну, что скажете? В этой штуке есть и поэзия и хватка, не правда ли? - гордо спросил он. |
