|
- Будь здорова, Лилли. Гляди не робей... Лилли ушла, нагруженная подарками. И, будь я проклят, лицо ее стало совсем иным. Словно сгладились те резкие черты, которые проступают у каждого, кто сталкивается с человеческой подлостью. Ее лицо стало мягче. В нем и впрямь появилось что-то от молодой девушки. Мы вышли за двери и махали руками вслед Лилли. Вдруг Мими разревелась. Она и сама когда-то была замужем, Ее муж еще в войну умер от воспаления легких. Если бы он погиб на фронте, у нее была бы небольшая пенсия и не пришлось бы ей пойти на панель. Роза похлопала ее по спине: - Ну-ну, Мими, не размокай! Идем-ка выпьем еще по глотку кофе. ВсT общество вернулось в потемневший «Интернациональ», как стая куриц в курятник. Но прежнее настроение уже не возвращалось. - Сыграй нам что-нибудь на прощанье, - сказала Роза. - Для бодрости. - Хорошо, - ответил я. - Давайте-ка отхватим «Марш старых товарищей». Потом распрощался и я. Роза успела сунуть мне сверток с пирогами. Я отдал его сыну «мамаши», который уже устанавливал на ночь ее котелок с сосисками, x x x Я раздумывал, что предпринять. В бар не хотелось ни в коем случае, в кино тоже. Пойти разве в мастерскую? Я нерешительно посмотрел на часы. Уже восемь. Кестер, должно быть, вернулся. При нем Ленц не сможет часами говорить о той девушке. Я пошел в мастерскую. Там горел свет. И не только в помещении - весь дввр был залит светом. Кроме Кестера, никого не было. - Что здесь происходит, Отто? - спросил я. - Неужели ты продал кадилляк? Кестер засмеялся: - Нет. Это Готтфрид устроил небольшую иллюминацию. Обе фары кадилляка были зажжены. Машина стояла так, что снопы света падали через окна прямо на цветущую сливу. Ее белизна казалась волшебной. И темнота вокруг нее шумела, словно прибой сумрачного моря, - Великолепно! - сказал я. - А где исе он? - Пошел принести чего-нибудь поесть. - Блестящая мысль, - сказал я. - У меня что-то вроде головокружения. Но, возможно, это просто от голода. Кестер кивнул: - Поесть всегда полезно. Это основной закон всех старых вояк. Я сегодня тоже учинил кое-что головокружительное. Записал «Карла» на гонки, - Что? - спросил я. - Неужели на шестое? Он кивнул. - Черт подери, Отто, но там же будет немало лихих гонщиков. Он снова кивнул: - По классу спортивных машин участвует Браумюллер. Я стал засучивать рукава: - Ну, если так, тогда за дело, Отто. Закатим большую смазочную баню нашему любимцу. - Стой! - крикнул последний романтик, вошедший в эту минуту. - Сперва сами заправимся. Он стал разворачивать свертки. На столе появились: сыр, хлеб, копченая колбаса - твердая, как камень, шпроты. ВсT это мы запивали хорошо охлажденным пивом. Мы ели, как артель изголодавшихся косарей. Потом взялись за «Карла». Два часа мы возились с ним, проверили и смазали все подшипники. Затем мы с Ленцем поужинали еще раз. Готтфрид включил в иллюминацию еще и форд. Одна из его фар случайно уцелела при аварии. Теперь она торчала на выгнутом кверху шасси, косо устремленная к небу. Ленц был доволен. - Вот так; а теперь, Робби, принеси-ка бутылки, и мы торжественно отметим «праздник цветущего дерева». Я поставил на стол коньяк, джин и два стакана. |
