|
Песни здесь распевались на мотив некрасовских «Коробейников": На отряде минных заградителей Целый день идет аврал. За грехи не наших ли родителей Нас на мины черт загнал? Очевидец писал: «Тяжелая была школа... Придирка в точности постановки мины на глубине до четверти фута. Каждую мину проверить и записать, как младенцев в метрику. Минных офицеров или гладят по головке, либо заставляют глотать пилюли выговоров. Жизнь беспросветная. Разнообразие доставляется одной лишь переменой погоды...» Коковцев лишь единожды вырвался в Гельсингфорс — встретить Ольгу Викторовну на вокзале. Войдя в квартиру, женщина внимательно осмотрелась, тихими шажками обойдя все комнаты. Коковцев не выдержал — рассмеялся: — Ты, как кошка, попавшая в новую обстановку. — Надеюсь, — отвечала жена, бросая шубу на диван, а муфту — на трюмо, — ты более не станешь делать глупостей. Пойми, что в твоем возрасте это непристойно и банально. Он не стал возражать, а просто взял ее за руку: — Хорошо, что ты у меня есть. — И хорошо, что есть дети, которые еще долго будут нуждаться в нашем внимании... У тебя все в порядке? — Что ты имеешь в виду? — Дела в отряде заградителей. — Когда с минами непорядок, они, черти, взрываются. — Вот как миленько! Ты меня утешил... «Награды, призы, отличия служили для подбадривания, чем-то вроде компенсации, дабы выветрить из голов сознание, что за «грехи родителей» загнаны мы на заградители». Это опять не мой текст - минный! * * * Игорь Коковцев, любимец матери, уже заимел нагрудный жетон «За отличную стрельбу из револьвера». Катание на скетинг-ринге все-таки добром не кончилось: на полном ходу он слетел с роликов, и мама лечила его разбитый нос, прикладывая примочки из арники. Конечно, в ранней младости свойственно украсить себя чем-либо оригинальным, чтобы наивные гимназистки смотрели на тебя, остолбенев от восторга. Если старший, Никита, носил фуражку «по-нахимовски», то Игорю одного жетона было мало для покорения сердец, он уже не раз умолял отца подарить ему браслет с надписью: «МИННЫЙ ОТРЯД. ПОГИБАЮ, НО НЕ СДАЮСЬ». — Пусть тебе не кажется, — отвечал отец, — что все барышни, увидев его на твоей руке, сразу же погибнут без боя. Больше не приставай! Этот браслет стал для меня вроде кандалов бессрочного каторжанина. Врос в руку — не снимешь! — Папа, а знаешь ли ты, как зовут всех вас? — Как? — Минное мясо. — Не смей говорить подобное отцу, — возмутилась мать. — Он прав, — сказал Коковцев. — Мы и есть «минное мясо», в отличие от солдат, именуемых «мясом пушечным». Была яркая весна 1913 года. Японский водолаз Сакураи, человек большой отваги, предполагая, что с «Петропавловском», флагманским броненосцем Макарова, очевидно, погибла и золотая казна Порт-Артурской эскадры, совершил удивительный спуск на глубину, протащив за собой резиновые шланги в отсеки мертвого броненосца. Ему удалось обшарить каюты, которые не дали никакой добычи. Зато в корме корабля Сакураи обнаружил «подушку» спертого давлением воздуха, а в ней останки человека, украшенные адмиральскими эполетами. В бумажнике мертвеца уцелели визитные карточки с домашним адресом контр-адмирала М.П. Моласа, бывшего начальником макаровского походного штаба. Бумажник с этими карточками водолаз переслал в Петербург сестре Моласа — Марии Павловне. — Я не понимаю, как Молас оказался в корме, — удивлялся Коковцев. |
