|
.. Вот тогда-то все и начнется! Дым горящих лесов наплывал на затаенные рейды. Коковцев, щелкая подошвами по трапу, взбежал на мостик, в штурманской рубке скинул на диван тужурку. Циркуль в руке адмирала отмерял точные шаги измерений по карге: — Неужели там, наверху, не могут понять, что германский флот, имея эскадренную скорость в шестнадцать узлов, завтра уже способен выйти к центральной позиции... Это был момент, когда в 04.18 Эссен спросил: — Есть ответ от олухов царя небесного? — Нету. — Дрыхнут... А я ведь предупреждал, что жду четыре часа. Пусть меня хоть вешают, но родина простит... Буки! Следом за «буки» какофонию эфира пронзила «МОЛНИЯ». Все разом пришло в движение, якоря, вырывая из грунта лохмы водорослей и всякую гнилую пакость, поползли в клюзы. Линейная бригада развернулась на траверзе Пакерорта, крейсера выбежали в море, арестовывая все пассажирские и грузовые пароходы, дабы не возникло «утечки информации». В 05.25 утра Балтийский флот занял боевую готовность, а минные заградители вышли в район постановки. Коковцев держал флаг на «Енисее», которым командовал капитан первого ранга Прохоров, прекрасный навигатор, бывший при Цусиме штурманом крейсера «Аврора», а на руле стоял лучший рулевой Балтики — кондуктор Ванька Мылов. Заградители в идеальном строю фронта шли ровно, словно бабы вдоль грядок, сажая в море мины, будто капусту на огороде. Через двери кормовых лоц-портов мины срывались в море — плюх, плюх, плюх! Поднятые руки минных офицеров сжаты в кулаки, по секундомерам отсчитывались интервалы. — Сто девятнадцатая партия — товсь. Сто двадцатая... — Товсь сто двадцатая! — отвечают с кормы. — Пошла сто двадцатая. Сто двадцать первая. — Товсь! — кричат в трубки телефонов... В минных отсеках гудели рельсы, по которым бежали, дергаясь на стыках, будто железнодорожные вагоны, мины, мины, мины... нет конца этому длиннейшему эшелону! Море, как лакомка, сразу начинает рассасывать предохранительный сахар. Где-то на глубине раздается щелчок — все: оторвавшись от якоря, мина приводится в боевое положение. На мостике флагманского «Енисея» сам Коковцев и Прохоров, здесь же лучшие минеры отряда -лейтенанты Матусевич и братья Унтербергеры, мичман Вольбек и Вася Печаткин. Коковцев стоял подле рулевого Мылова: — Ванюшка, проси с меня что хочешь, но курс... — Есть, ваше превосходительство! Держу как по нитке. 2124 мины выстроились поперек Финского залива в восемь точных линий. Прохоров щелкнул крышкой часов и сказал: — Сколько лет гробились на учениях, а спроворили эту канитель за три часа и тридцать восемь минут... С этого момента столица была ограждена от нападения германского флота, мины прикрыли от врага мобилизацию северо-западных округов страны. Славная балтийская ночь 18 (31) июля 1914 года вошла в историю флотов мира как самое талантливое предприятие, проделанное русскими с блистательным успехом. Николай II не простил флоту этой самостоятельности, но... помалкивал. Лишь единожды, в беседе с французским послом Морисом Палеологом, император сознался: — Балтийский флот нарушил мой приказ: они перегородили море минами до объявления войны и без моего ведома... Коковцев звонил Ольге на Кронверкский: — Я сейчас на дежурном миноносце прибегу в Неву, приготовься быть отдохнувшей и нарядной... Надо, чтобы в день выпуска Игоря мы с тобой, дорогая, не выглядели бедными родственниками на богатых именинах. Целую. Пока все. * * * Перед отплытием его задержал на причале Коломейцев: — Что вы, сукины дети, натворили этой ночью? — Он был против минной постановки. |
