Изменить размер шрифта - +
Сейчас не до жиру — быть бы живу...
Давайте, полковник, едем вместе.
— Хорошо. Я буду изображать идиота, а вы, адмирал, оставьте свое наивное
учительство, никто вам не поверит...
Образованный генштабист в поезде объяснял Коковцеву географию и экономику
богатого Забайкальского края.
— Профессор Тимонов, — говорил он, — был убежден, что внутри Амуро-Уссурийской
области необходимо создать «Софийский морской порт», тактически выгодный для
России, ибо притоки Амура сулят немалую выгоду для развития этого захолустья.
Возьмем хотя бы Зею, у тунгусов известную как «Джи», у якутов «Дже», у
маньчжуров «Изинкири»...
— Ваши документы! — подошел к ним патруль.
— Это... идиот, — показал Коковцев на полковника.
— Тогда мы тоже идиоты. А вы кто, гражданин во френче?
— Я... нормальный. Контр-адмирал Коковцев, честь имею.
— Куда путь держите?
— На Амурскую флотилию, где меня ждут.
— Какие-либо бумажки имеете?
— Вы видите, как я одет? У меня ничего не осталось...
Странно, что его, назвавшегося адмиралом, пропустили, а «идиота», сведущего в
вопросах геоэкономики, арестовали, и он навсегда пропал в неизвестности.
Обстановка же при японцах была совсем не та, что в «Колчакии» при союзниках.
Самураи не скрывали, что они плевать хотели на демократию, они сторонники
возрождения русской монархии. Япония поделила Дальний Восток между своими
вассалами: Семенову — Забайкалье с престолом в Чите, Гамову — Приамурье,
Калмыкову — Хабаровский край. Это была оголтелая «атаманщина», и легче было,
встретив на таежной тропе голодного тигра, у зверя вымолить пощады, нежели у
этих живодеров. Семенов был особенно колоритен. Приехав в город, где имелось
железнодорожное депо, он порол всех подряд — от инженера до ученика слесаря.
Если входил в деревню старообрядцев, то раздевал всех догола и опять порол...
Зачем? А просто так: ради экзотики...
Поезд медленно тянулся от станции к станции. Японский офицер в отличной шубе с
воротником из волчьей шкуры оставил на скамье газету «Ници-Ници», которую» и
просмотрел Коковцев; генерал Танаки писал: «Большевистская волна гонит на Восток
подлинных хозяев страны. Они заслужили у японцев сочувствие, и потому мы
используем их в качестве социальной и политической базы будущего
административного устройства Приморья, Приамурья и Восточной Сибири».
Это был февраль 1920 года.
Коковцеву больше ничего знать не хотелось. Ему сказали, что в Сретенске есть на
станции кипяток и дешевая обжорка...
* * *
Когда он вышел на перрон, кто-то его окликнул.
— Вы меня? — удивился Коковцев.
— Тебя, тебя, — отвечал молодой человек с приятной, располагающей внешностью
(безо всяких признаков оружия).
— Простите, не имею чести знать вас.
— Ротмистр Саламаха! С приездом... гнида!
Удар кулаком в лицо поверг контр-адмирала наземь. Саламаха (откуда силы
берутся?) встряхнул Коковцева, будто тряпку. Только теперь в его руке появился
револьвер:
— Вперед, не оглядывайся. Здесь тебе не Москва...
На путях отфыркивался заиндевелый бронепоезд атамана Семенова, составленный из
четырех блиндированных вагонов. В первом — штаб-салон атамана с картами и
выпивкой, во втором — запасы золота и награбленное добро, в третьем — тюрьма и
пыточная камера, а в четвертом — гарем атамана, в котором подбор женщин
свидетельствовал о том, что Семенов не грешил расовыми предрассудками.
Быстрый переход