|
.. Обстановка сразу разрядилась, гости понемногу разбредались по кораблю, с интересом его оглядывая. Императрица выразила желание осмотреть каюты офицеров. Коковцеву было неудобно, когда Мария Федоровна с большим интересом, поднося к глазам лорнет, разглядывала фотографии Окини-сан, которые мичман оригинальным веером развесил над своим рабочим столом. — Это моя знакомая, ваше величество, — сказал он. Императрица в упор лорнировала смущенного мичмана: — Я знаю, какие у вас бывают знакомые в Нагасаки... С детьми, конечно, все было проще: наследнику престола захотелось иметь обезьяну, а его сестре понравился попугай. Атрыганьев поймал попугая за хвост и подарил девочке: — Ваше высочество, отныне этот «попка» вашего высочества. Эйлер сообщил Коковцеву, что царь засел в штурманской рубке, где ему объясняют обратный маршрут с пассатами и муссонами, которые клипер удачно «поймал» парусами в океане. — По отбытии государя следует давать салют в тридцать один выстрел... Вовочка, не забудь вынуть пробку. — Что ты, Леня! Как можно?.. Среди разряженной публики кидался из стороны в сторону запаренный Чайковский, которого высокопоставленные гости буквально задергали. В отсеках сделалось жарко, офицеры истомились в мундирах и треуголках, не снимая белой лайки перчаток, их парадные сабли, столь неудобные в тесноте, гремели ножнами по крутым трапам. Наконец в кают-компании появилась и Мария Федоровна, сразу воззрившись на дурацкую вазу фальшивого «амори». — Боже, какая красота! — восхитилась она. Атрыганьев всегда был отличным кавалером, и, подхватив вазу с рояля, он элегантно преподнес ее императрице: — Кают-компания нашего славного клипера будет счастлива угодить вашему величеству этим дивным произведением, достойным занять место в любом евро пейском музее. Поверьте, я разбираюсь в японском фарфоре, и сам удивлен, что нам достался этот драго ценный фарфор древнейшей марки «амори»... Прошу! — Мне, право, неудобно грабить господ-офицеров. Но тут все офицеры стали взывать к ней хором: — Просим! Умоляем ваше величество... не обижайте нас. Коковцев глянул на Эйлера, который, пряча лицо за портьерой, переламывался от хохота, и этого было достаточно, чтобы Коковцева тоже охватил приступ смеха. Офицеры клипера едва сдерживали хохот, и только один Атрыганьев был неподражаем в своем велеречивом спокойствии. Минут на пять, не меньше, он занял внимание императрицы лекцией о качествах японского фарфора, а Мария Федоровна забрала вазу с собой: — Благодарю. Я буду держать ее в своем кабинете... Измотанный Чайковский перехватил на трапе Коковцева: — Слава богу, государь всем доволен. Артиллерийского учения не будет, но при салюте не забудьте вынуть пробку. — Петр Иванович, как можно забыть?.. Пора прощаться. Матросы и офицеры снова построились. Императрица, не расставаясь с вазой, что-то нашептала своему мужу, и Александр III отыскал взором Атрыганьева: — Лейтенант, сколько лет вы в этом чине? — Тринадцать, ваше императорское величество. — А сколько имеете кампаний? — Одних кругосветных три плавания, ваше величество. — Почему же вы еще лейтенант? Рука Атрыганьева задержалась у фаса треуголки: — Ваше величество, все мы, мужчины, небезгрешны. Извините великодушно, что вынужден признаваться в присутствии вашей супруги. Но страсть к женщинам всегда губила мою карьеру! Царю такая откровенность пришлась по душе: — Поздравляю! Отныне вы — капитан второго ранга. |
