|
— Рад служить вашему величеству... Эйлера опять стало коробить от хохота, и Коковцев, тоже готовый прыснуть смехом, судорожно прошептал: — Леня... умоляю... не надо... потом... В этот патетический момент царю явно чего-то не хватало. Александр III посмотрел на жену — невыразительно. Глянул на вестового с чаркой водки — выразительно. При этом он сделал жест, как бы поднимая стопку, но его пальцы были пусты, и он произнес слова, чтобы все сомнения разом отпали: — Я желаю поднять чарку за бравую команду «Наездника», которая не устрашилась ни бурь, ни врагов, ни... — Чистяк, чего разинулся? — внятно сказал Чай ковский. Император охотнейшим образом снял чарку с подноса: — За ваше здоровье пью, братцы! — Ах, Сашка... — простонала императрица. Наблюдая за движениями кадыка, алчно ворочавше гося в бороде, пока царь сосал водку, матросы кричали: — Уррра-а... урррра-а... ypppa-a-a-a!.. Царь уже направился в сторону забортного трапа, за ним вереницей двигались остальные: императрица с «дровами», наследник престола с обезьяной, Ксения с «попкой», потом и все прочие... Чайковский, смахнув со лба пот, указал: — Носовой плутонг, по местам — к салютации! Коковцев первым делом спросил комендоров: — Братцы, а пробку вынули? — Так точно, — заверили его матросы. Стрельба должна вестись пороховыми зарядами — громом и пламенем холостых выстрелов. Надо лишь выждать, чтобы придворная яхта «Царевна» отошла от клипера подальше. Этот момент наступил: — Начать салютацию. Первая — огонь! Пушка, присев на барбете и откатившись назад, изрыгнула смерч пламени, а по волнам Большого рейда, догоняя царя и его семейство, закувыркался... снаряд. Это видели все. Это видели и на царской яхте. Фугасный снаряд летел точно в «Царевну». Потом зарылся в море и утонул. Наступила тишина... На фалах царского корабля подняли флажный сигнал: — Спрашивают: ЧЕМ СТРЕЛЯЛИ? — прочел сигнальщик. Все растерялись, кроме Чайковского. — На фалах! — зарычал он, раздваивая бородищу. — Есть на фалах! — отреагировали сигнальщики. — Ответить: СТРЕЛЯЛИ ПРОБКОЮ. — Вы с ума сошли, — перепугался командир клипера. — Лучше сойду с ума, но в тюрьму не сяду... Спрыгнув с «банкета», Чайковский добежал до носового плутонга и, свирепея, поднес кулак к носу старшего комендора: — А ты что? Или с тачкой по Сахалину захотел побегать? Потом — Коковцеву (бледному как смерть): — Держать фасон! Пробку — за борт! Коковцев схватил пробку и утопил ее в море. — Открыть кранцы, — догадался Чайковский. В кранце первой подачи, чего и следовало ожидать, не хватало снаряда. Как случилось, что прежде заряда вложили в пушку боевой фугас, — выяснять было некогда. — В крюйт-камерах! — позвал Чайковский «низы». — Есть крюйт-камеры, — глухо отвечали из погребов. — Фугасный на подачу. — Есть подача... — отозвались в «низах». Коковцева била дрожь, Дело подсудное: будет виноват старший офицер, сорвут погоны с мичмана, а в действиях комендоров усмотрят злодеяние. От «Царевны» уже отваливал катер, там сверкали мундиры свиты. Сейчас начнется допрос по всем правилам жандармской науки — следовало спешить. Петр Иванович, шагая между пушек, побуждал матросов: — Торопись, братцы, чтобы кандалами потом не брякать. |
