сомнения их омрачились души.

Она цветы собрала, и веночек

сплела задумчиво и на него надела.

Он засмущался вдруг нагого тела,

и ей сказал, что искупаться хочет.

И побежал к воде. Венок свалился

с его волос, но он и не заметил.

Она, подняв сплетенные соцветья,

их нервно расплела. Венок развился…

…Услышала в траве какой то шелест.

И дрогнула. Цветы к ногам упали.

Укрыл туман сияющие дали.

Услышала шипение:

– Ты прелесть!

И плод румяный, круглый, ароматный

ей лег в ладонь, раскрытую как чаша.

И райский сад зарос и стал как чаща,

непроходимый, грязный и треклятый…

…Лилит очнулась. Яркое виденье

исчезло, словно не было его.

– Так это ты? – спросила. – Ты дал Еве

то яблоко. Змеиное нутро!

– Играл всего лишь! Слишком много шума.

Закон один: не может быть добра

без тени зла. Отец наш не подумал,

рай создавая. Жизнь – всегда борьба.

– Ты с ним в борьбе.… Мне это непонятно.

Забудь о прошлом, как забыла я.

Не жить, а лишь играть легко, приятно,

и избегать земного бытия.

– Лилит, ты прелесть! Яблоко не брошу.

Тебя не привлечет запретный плод.

Вдвоем облегчим наказанья ношу.

Идем играть? Погубим этот род!

… Паук опутал розу паутиной

и присосался к алым лепесткам.

Напившись крови, жертву он покинул,

стремясь к другим, наполненным цветам.

Раскинул сеть, овладевая миром,

программой вдохновенье подменил.

Таланту став врагом непримиримым,

суть искры божьей ложью исказил.

Бездарность штамповалась, восхвалялась,

кичилась звонким золотом наград.

Паук торжествовал, Сеть расползалась,

заманивая души в личный ад.

…Город жил суетой –

муравейник кишащий.

Черно серой стеной

лес высоток стоящих

закрывал горизонт.

Неба было не видно.

Зелень чахла. Озон

воздух быстро покинул.

Было нечем дышать,

смог висел пеленою.

Оставалось лишь ждать

ветра буйство с грозою.

Люди жили, спеша,

в суете бесконечной.

Что у тел есть душа,

позабыли беспечно.

Шли с работы домой,

утром вновь на работу.

И с больной головой,

в бесконечных заботах

о доходах, семье,

долгосрочных кредитах,

жили словно во сне,

подавляемы бытом.

Пели ангелы им.

Но не слышали люди.

Был не нужен глухим

звук небесных прелюдий.

– Ты дура!!! – Джон кричал, трясясь от гнева. –

Зачем купила столько барахла?

Мои ты деньги тратишь так умело!

Зачем тряпья так много набрала?!

Он плюнул в девушку и пнул с размаху.

И Мэри сжалась, голову закрыв.

На стол он кинул мятую рубаху.

– Погладь! Мне на работу. Хватит выть!

Она все плакала, а Джон все распалялся.

Истерик женских он не выносил.

Ударил снова.

Воздух накалялся.

И грохнул гром, блеск молний ослепил.

Паук расправил лапы, встрепенулся,

сомкнула Роза плотно лепестки.

Планеты шар в ладонях покачнулся.

И демон Гнева сжался в кулаки.

– Я ухожу! – Джон крикнул у порога. –

А ты…. сдавай покупки в магазин.

И ужин приготовь. Я буду дома

часам к семи. И пива мне возьми!

Дверь хлопнула.

И Мэри с пола встала.