|
Погромче. — Ладно. Роланда включила приемник. Загремели литавры и барабаны. В высоком пустом зале разразилась звуковая буря. — Не слишком ли громко, Равик? — Нет. Слишком громко? Что могло сейчас казаться слишком громким? Только тишина. Тишина, в которой тебя разносит на куски, как в безвоздушном пространстве. — Ну, вот и все, — сказала Роланда и подошла к столику Равика. У нее была плотная фигура, ясное лицо и спокойные черные глаза. Черное пуританское платье выдавало в ней распорядительницу и выделяло ее среди полуголых девиц. — Выпьем, Роланда? — Ладно. Давай. Равик принес из бара рюмку и налил. Роланда удержала его руку, когда рюмка наполнилась наполовину. — Хватит! Больше не хочу. — Ненавижу недолитые рюмки. Уж лучше не допить. — Зачем? Это было бы расточительством. Равик взглянул на нее. Солидное, умное лицо. Он улыбнулся.; — Расточительство! Французы вечно боятся его. А кому нужна бережливость? Тебя ведь тоже никто не бережет. — Тут коммерция. Совсем другое дело. Равик рассмеялся. — Выпьем за коммерцию! Чем бы оказался мир без морали дельцов? Сборищем преступников, идеалистов и бездельников. — Тебе нужна девушка, — сказала Роланда. — Могу позвонить Кики. Она очень хороша. Двадцать один год. — Вот как. И ей двадцать один год. Нет, такие уже не для меня. — Равик снова наполнил свою рюмку. — Роланда, о чем ты думаешь перед сном? — Чаще всего ни о чем. Слишком устаю. — А когда не очень устала? — О Type. — Почему о Type? — Там у меня тетка. У нее дом с магазином. Дважды я платила за него по закладной. Когда она умрет — ей семьдесят шесть, — дом достанется мне. Тогда я перестрою магазин под кафе. Светлые обои в цветочках, три музыканта — пианино, скрипка, виолончель, в глубине — бар. Небольшой, но изящный. Дом расположен в хорошем квартале. Думаю, что за девять с половиной тысяч франков смогу его прилично обставить, приобрету даже гардины и люстры. Кроме того, на первых порах хочется иметь в запасе тысяч пять. Ну и, конечно, квартирная плата с жильцов верхних этажей. Вот о чем я думаю. — Ты родилась в Type? — Да, но никому не известно, где я находилась потом. Если дело пойдет на лад, никто и не станет интересоваться. Деньги прикрывают все. — Не все, но многое. — Равик почувствовал какую-то тяжесть в висках и стал говорить медленнее. — С меня, пожалуй, хватит, — сказал он, расплачиваясь. — В Type ты выйдешь замуж, Роланда? — Не сразу, через несколько лет. У меня там есть друг. — Ездишь к нему? — Изредка. Время от времени он пишет мне. По другому адресу, разумеется. Он женат, но жена в больнице. Туберкулез. Врачи говорят, еще год-два протянет — не больше. И тогда он свободен. Равик встал. — Благослови тебя Бог, Роланда. Ты рассуждаешь здраво. Она доверчиво улыбнулась, соглашаясь с ним. На ее ясном, свежем лице не было и тени усталости, словно она только что проснулась. Она знала, чего хочет. Жизнь не была для нее загадкой. Небо над городом посветлело. |
