Полупрозрачная, но крепкая, как паутина. Сковывает. Липнешь, вырываешься… Но кто паук?!
После этого заявления, его взгляд вдруг принял осмысленный вид, и он рывком поднялся. Сергеев отступил шага на два, словно Севрюк мог укусить. На лице журналиста было полнейшее смятение.
— Влад, стой! — приказал Дивер, — ты не понимаешь… Это… я это видел!
— Я понимаю, — произнес Сергеев, делая еще один шаг назад.
— Лучше уезжай отсюда! — произнес Севрюк, медленно поднимаясь. — Не от меня, ты не меня должен бояться!
— Я не боюсь…
— Боишься, — устало сказал Дивер, с кряхтением принял вертикальное положение, — зря.
— Этот голос… — сказал Влад.
— Что мой голос? Ты ведь никогда не верил по-настоящему во всех этих медиумов, так? В прорицания?
Сергеев мотнул головой. Он не верил… до сего момента. Спросил неуверенно:
— И что ты видел?
Севрюк тяжело вздохнул, подошел к Владу и произнес:
— Было видение. Давно такого не ощущал. Давай сделаем так, сейчас мы идем по домам, а потом, дня через три, я тебе звоню и рассказываю. Ты, вроде, не очень готов сейчас воспринимать.
Владислав покорно кивнул, и они, не говоря больше ни слова, зашагали в сторону Змейки. Когда пересекли границу площади, мощным порывом ветра разогнало серую хмарь, и впервые за все утро на небе проглянула голубизна. Хлопнула ставня одного из домов. Женский голос крикнул:
— Виктор! Витя! Ключи забыл!
Шедший по улице затрапезного вида мужичок оглянулся и заспешил обратно. Улицу пересекла стайка детей — ухоженных, домашних. На лицах сияли улыбки. Мягко прокатилась машина, из полуоткрытого окошка доносились звуки мажорной музыки. Солнце ли в том виновато или еще что, но дома вдруг утратили свою угрюмость, показали весело расцвеченные ставни — частица яркой краски на темном дереве. В палисадниках пышно росли цветы — ромашки и ноготки, весело качающиеся на ветру. Группа ярко одетых людей, может быть, туристов, прошла вдоль улицы, громко разговаривая. Когда они дошли до пересечения со Звоннической улицей, в их рядах раздался взрыв хохота. Нижний город жил. Жил той своей обычной жизнью, какая бывает у провинциальных городков в будни.
Потертая бродячая собака, словно целиком состоящая из рыжих лохм, лениво грелась на проглянувшем солнышке. Глаза у нее были блаженно прикрыты, лапы подергивались, нося свою владелицу по призрачной тропе полуденных грез.
Ощутимо потеплело.
Так и не сказав ни единого слова, Влад и Дивер добрались до моста, и на этот раз с другой его стороны полюбовались на панораму. На коричневатой водной глади прыгали веселые солнечные зайчики.
— Ты заметил? — спросил, наконец, Севрюк.
— Что я должен был заметить?
— Не прикидывайся. Когда мы шли туда, все было по-другому.
— Я не заметил, — сказал Влад упрямо.
Дивер вздохнул, а когда они пересекли мост, повернулся и пошел прочь, какой-то стариковской шаркающей походкой. Отойдя метров на пятьдесят, обернулся и крикнул:
— Мой номер ты знаешь! Звони, если припрет…
— Не припрет, — пробормотал себе под нос Владислав и посмотрел налево.
Крошечная фигурка на Степиной набережной все еще сидела. По реке вдоль берега плыл какой-то предмет, неопределимый из-за расстояния. Коряга или автомобильная шина. Когда предмет поравнялся с сидящим — тот вдруг вскочил и кинулся наверх по слону, оскальзываясь и хватаясь для надежности за растущие там кусты.
Влад только пожал плечами: психов хватает. Потом одинокий голубь опустился на дорогу возле него и курлыкнул, отчего Сергеев вздрогнул и с трудом подавил желание размазать глупую птицу по асфальту. |