Минут через двадцать кто-то легонько постучал меня по
плечу, и я обернулся, ожидая снова увидеть Билли. Но оказалось, что это
Брент Нортон, и я заглушил пилу.
Выглядел он совсем не так, как выглядит обычно. Он был потный,
уставший, несчастный и немного ошарашенный.
- Привет, Брент, - сказал я.
Последний раз мы с ним разговаривали довольно резко, и я не знал, как
себя вести. У меня появилось забавное ощущение, что он стоял в
нерешительности за моей спиной последние минут пять и старательно прочищал
горло под агрессивный рев бензопилы. Этим летом я его даже толком не
видел. Он сбросил вес, но выглядеть лучше не стал. Должен был, потому что
фунтов двадцать он на себе носил явно лишних, но тем не менее не стал.
Жена его умерла в прошлом ноябре. От рака, как сообщила Стефф Агги Биббер,
которая все в этих случаях знает. В каждой округе есть такие. Из того, как
Нортон обычно изводил и унижал свою жену (делая это с легкой
презрительностью матадора-ветерана, всаживающего бандерильи в тело старого
неуклюжего быка), я заключил, что он будет даже рад этой развязке. Если бы
меня спросили, я мог бы предположить, что на следующее лето он появится
под руку с девицей лет на двадцать моложе его и с глупой сальной улыбкой
на лице. Но вместо глупой улыбки у него лишь прибавилось морщин, и вес
сошел как-то не в тех местах, где нужно, оставив мешки, складки и наплывы,
рассказывающие совсем другую историю. На какое-то мгновение мне захотелось
отвести его на солнце, усадить рядом с упавшим деревом, дать ему в руку
мою банку пива и сделать угольный набросок портрета.
- Привет, Дэйв, - ответил он после продолжительного неловкого
молчания, показавшегося еще глубже без треска и грохота бензопилы. Он
помолчал еще, потом буркнул. - Это чертово дерево... Извини. Ты был прав.
Я пожал плечами, и он добавил:
- Еще одно дерево упало на мою машину.
Сочувствую... - начал было я, и тут у меня возникло ужасное
подозрение. - Неужели на "Ти-берд"?
- Да. На нее.
У Нортона был "Тандерберд" шестидесятого года выпуска в идеальном
состоянии, который пробегал всего тридцать тысяч миль. В этой машине,
окрашенной снаружи и внутри в темно-синий полуночный цвет, он ездил только
летом, да и то редко. Своего "Берда" он любил, как некоторые любят,
скажем, игрушечные железные дороги, или модели кораблей, или свой пистолет
для стрельбы в цель.
- Паршиво, - сказал я совершенно искренне.
Он медленно покачал головой.
- Я чуть было не передумал. Собирался ехать на другой машине, а потом
спросил себя: "Какого черта?" и поехал на этой... И ее придавило старой
гнилой сосной. Крышу всю смяло внутрь. Думал, распилю. Дерево, я имею в
виду... Но эта зараза-пила не заводится... Я заплатил за нее две сотни
долларов, а она. |