Грегори замер, тщетно пытаясь нащупать у пояса клинок.

Милдрет стиснула зубы и снизу вверх посмотрела на Генриха.

– Даже пальцем не прикоснусь к такому ничтожеству, как ты, – прошептала она.

– Ты сделаешь, как я скажу, или я выбью тебе все зубы, – Генрих размахнулся и под хохот зрителей ударил Милдрет по лицу, так что та опрокинулась навзничь. Шагнул к ней и поставил сапог на грудь. В полумраке Грегори с трудом разглядел, как Генрих развязывает штаны, а затем тугая струя ударила вниз, Милдрет в лицо.

Этого Грегори видеть уже не смог. С гортанным рыком он подскочил к одному из рыцарей, сидевших у костра, и, вырвав из его рук нож с насаженным на него куском мяса, сбросил мясо в огонь, а кинжал одним движением воткнул Генриху в живот.

Генрих выпустил из обмякших рук член и повернул к Грегори лицо. Глаза его были широко раскрыты от удивления, но он что-то ещё пытался говорить – Грегори не слышал ничего. Рывком вынув кинжал из тела наместника, он ударил ещё раз, уже под рёбра, и ещё, а потом бросил врага на колени перед собой и полоснул лезвием по горлу.

На всё это потребовалась пара секунд, так что многие из зрителей ещё не успели перестать жевать, но Грегори показалось, что он бил противника несколько долгих минут – а затем так же медленно безжизненное тело Генриха Вьепона падало на землю.

Милдрет снизу вверх испуганно смотрела на него, а потом оба они опомнились разом, Милдрет скрючилась, пытаясь спрятаться ото всех, а Грегори сорвал с Генриха окровавленный плащ и укрыл её.

– Итак, – Грегори повернулся к рыцарям. В зрачках его пылали отблески костра, а кинжал в руке ещё не обсох от крови. – Я – лорд Вьепон. Я решаю, кому жить в замке Бро и кому умереть. И кто чего достоин – тоже решаю я. Несогласные могут прямо сейчас отправиться вслед за человеком, предавшим моего отца.

Секунду царила тишина. Кажется, даже те, кто сидел у соседних костров, смотрели на него. А потом первый из рыцарей вскочил на ноги и бросился на Грегори, обнажив клинок.

Грегори, безусловно, не успел бы отбить удар, если бы Милдрет не поймала рыцаря за ногу и не рванула вниз, заставляя упасть.

Раньше, чем второе тело осело на землю, вскочил ещё один, чтобы броситься на защиту молодого лорда, и тут же третий преградил ему путь, обнажая собственный меч.

Началась драка, в которой никто не щадил никого и трудно было отличить своих от чужих.

Кто-то выпустил собак, и те метались между сражающимися, чуя свежую кровь и не зная, чьим командам подчиняться они должны.

Бойня кончилась лишь тогда, когда меж деревьями замерцал первый солнечный луч. Из сорока человек, отправившихся на охоту, только пятнадцать остались стоять.

Милдрет замерла около Грегори, кутаясь в окровавленный плащ – теперь уже окровавленным казалось всё: вся одежда, земля и начавший по новой таять снег кругом.

Один из рыцарей замер в поисках следующего противника, но увидел вокруг только мертвецов – и таких же растерянных воинов, как и он сам. Затем взгляд его упал на Грегори, и рыцарь, опустившись на одно колено, протянул перед собой меч рукоятью вперёд.

Секунда – и его примеру последовали все.

– Приветствую вас, молодой лорд, – произнёс тот, что опустился на землю первым, и будто эхо присягу следом за ним повторили полтора десятка голосов.

Глава 45

Именно тогда Милдрет начала видеть сны.

Сны не снились ей ни в темнице, ни когда она спала на полу у кровати прежнего наместника. Не снились они ей и в маленькой башне, продуваемой всеми ветрами.

И только теперь, когда Грегори занял спальню прежнего наместника, каждый вечер, засыпая, Милдрет видела проклятый руанский витраж, ставший для неё воплощением всего, что произошло здесь в предыдущий год.