Противники стояли в четырех шагах от меня и смотрели во все глаза на блестящий клинок. Все мы тяжело дышали и явно созрели для начала переговоров.
- Вы можете сказать, кто вы такие и что вам от меня нужно? - спросил я, внимательно следя за каждым их движением.
- А ты сам кто такой? - вопросом на вопрос ответил обладатель дубины, которого товарищ назвал Арсением.
Вопрос, как говориться, был хороший, только ответить на него было не просто. Однако нужно было как-то разруливать ситуацию, потому я и не пошел по бесконечно долгому пути, вопрошать друг друга: «Ты кто такой?», «А ты кто такой?», сделал вид, что опускаю клинок, и спокойно ответил:
- Я сам дворянский сын с украйны, пробираюсь в Москву.
- Как так дворянский сын? - удивился чернобородый. - Ты же дьяка Митьки холоп! Я сам видел, как ты из его дому вышел.
- Ну и что такого, что вышел? - не стал отпираться я и тем запутывать ситуацию. - Он сам по себе, я сам по себе. Да и знаю я этого дьяка всего второй день.
- Вот те на! - огорченно воскликнул Арсений. - Выходит, мы тебя чуть по ошибке не порешили!
О том кто кого чуть не «порешил», я подчеркивать не стал. Но как только увидел, что они расслабились, в свою очередь спросил:
- Чем вам дьяк так насолил, что вы на незнакомых людей бросаетесь?
- Разбойник он, а не государев дьяк! - посуровев лицом, сообщил чернобородый. - Знаешь, сколько он невинных душ погубил?
- Представляю. Мне он тоже не нравится. Только вам-то он что сделал?
- Дочь мою родную умыкнул и в плену держит! - хмуро сказал Арсений.
- А мне сказали, что у дьяка в плену какая-то боярышня, из знатного рода.
- Аленка-то боярышня? Нет, мы, конечно, тоже в Москве не последние люди, но не бояре. Мы с Зосимом, - он кивнул на чернобородого, - посадские из суконной сотни.
Я вспомнил, что сотня - древнерусская сословная единица, на которую делилось городское купечество. Сотни была вроде купецкого союза или купецкого цеха. По названию различались сотни гостинная и суконная. Члены ее, обыкновенно некрупные капиталисты, выбирались на должности целовальников или голов на кружечные и таможенные дворы в незначительных городах. То, что члены сотни не самые последние люди в Москве, Арсений был отчасти прав. За свою службу торговцы гостинной и суконной сотен имели даже кое-какие права. Подобно гостям (богатым купцам), они пользовались питейной привилегией и получали повышенную в сравнительно с простыми горожанами, плату за «бесчестие», которая, впрочем, была ниже платы за «бесчестие» гостей. Получалось, что члены сотни были по положению немногим ниже богатых купцов, которые к концу XVI века вырастают до привилегированных представителей купеческого чина вообще, имевших право владеть вотчинами наравне с военно-служилыми людьми.
- Почему же вы не обратились с жалобой на дьяка, а сами пытаетесь спасти девушку? - задал я наивный, если не глупый вопрос.
- Это у вас на украйнах, может, правда есть, а у нас в Москве ее днем с огнем не сыщешь. У нас прав тот, у кого больше прав, - мрачно сказал Арсений.
Мне осталось только сочувственно хмыкнуть. Вопрос с правдой и правами, увы, и в грядущих веках остался открытым. С другой стороны мы, слава Богу, живем не в какой-то там Англии, где жену премьер-министра могут потащить в суд за безбилетный проезд в трамвае. У нас уважаемых, заслуженных людей чтят и по пустякам не беспокоят. |