Поэтому он так и не собрался пойти за советом к более серьезным людям, чем Валька Толстопятов. Такие люди, конечно, были в числе его прежних пациентов. Кого-то он, бывало, вытаскивал из покореженной иномарки, кому-то обрабатывал входные и выходные пулевые отверстия в трясущемся "рафи-ке", бешено мчащемся в больницу.

Очень часто его благодарили и предлагали обращаться за помощью. Григорий говорил "да, конечно", но никакой помощи не просил. Он считал этих людей бесконечно далекими от себя и сомневался, что кого-то могут взволновать его беды. Кроме того, он не был уверен, что его запомнили. В крови и горячке все братаются и предлагают вечную дружбу, однако затем цена этих клятв неумолимо падает.

Отпущенная неделя уже истекала, и тут наконец грянул гром.

Григория подстерегли поздно вечером на выходе из подстанции, когда он собирался домой. Он вышел на крыльцо, расправил зонт и вдруг услышал знакомый голос:

- Эй, Пилюлькин!

"Опель" стоял под фонарем во дворике, заехав под "кирпич". Ганс копался в моторе, Кича сидел на корточках рядом и курил.

- Ну, подходи, что ли, - позвал Кича. Григорий почувствовал, как к нему возвращается то состояние безысходной беды, от которого он, казалось бы, избавился. Это произошло сразу, без перехода. Словно было солнце - и вот его закрыла туча.

Он повернулся, медленно, не теряя достоинства, подошел. Кича легко поднялся, усмехаясь, протянул руку.

- Вот видишь, бричку сломали, пока к тебе ехали. Ну, как дела? Документы начал оформлять? Григорий выдержал паузу в несколько секунд.

- Какие документы? - спросил он. С лица Кичи быстренько сошла ухмылка, он взглянул на Григория, как на клятвопреступника.

- Ты что, дурак?! Документы - на квартиру! Ты начал продавать? Ты покупателя хоть нашел? Нашел, я спрашиваю?!

- Нет, - язык так и просился добавить "еще", но Григорий сдержался.

- Ну ты смешной парень, честное слово! У тебя точно позднее зажигание, Кича взглянул на Ганса, деля свое возмущение. Тот распрямился, подошел на пару шагов, вытирая черные руки тряпкой. Он смотрел на Григория молча и неподвижно, даже не моргал.

- Ты думаешь, мы тут шутки с тобой шутим? - Кича вдруг резко двумя пальцами поддел Гришу за подбородок, заставив голову дернуться. - Мы уже с людьми договорились, уже все расклады подписали, а ты, оказывается, только телишься.

Ганс пока молчал. Время Ганса не пришло.

У Григория в душе слабо шевелилась надежда, что сейчас на крыльцо выйдут ребята из сменившихся бригад. Хотя бы человека три. Станут ли они ввязываться? С первого взгляда ясно, что за люди ступили на эту землю. Прогонишь двоих завтра придут десять.

Григорий готовился, что вот-вот его начнут бить. Сопротивляться бесполезно по многим причинам. Ганс лет на пять моложе его и наверняка сильнее, а кроме того, умеет бить профессионально. Но у Кичи были другие планы. Сегодня он только намекал на возможность воздействия болью. Он двигался к главному постепенно, понимая, что нельзя доводить жертву до полного озлобления. Обязательно, пока возможно, нужно оставлять просвет для мысли - а стоит ли идти на крайние меры?

- Ну все, хватит, - сказал он. - Мы и так время потеряли. Сейчас садишься с нами и едешь. Ганс, готова машина?

- Еще десять минут, - ответил Ганс, снова залезая под капот.

- Да брось ее, поехали на такси!

- Не, я быстро... - он вдруг высунулся из-за крышки Капота, посмотрел на Кичу и тихо сказал: - Бирку не забудь.

Тот кивнул.

- Кстати, паспорт с собой носишь? - спросил он Григория.

- А что?

- Ты мне не чтокай! - Кича энергично подвинулся на Гришу грудью. - Носишь?

- Ношу.

- Покажи.

Григорий вытащил паспорт, покрутил в руке.

- А ну... - неуловимым движением Кича выхватил книжечку, раскрыл на первой странице, потом перелистнул.