— По домам сидеть?
— И сидеть плохо. И статус-кво плохо. Значит, ничего еще не решили.
— Решают, — задумчиво проговорил Зинченко. — Но варианты, прямо скажем, не фонтан…
Майор вслушался в звук «газелевских» двигателей, осмотрелся, прислушался снова.
— Что-то я не понимаю, Николай Васильевич. Похоже, по ограниченному контуру матюгальные тачки стоят.
Полковник кивнул
— Так оно и есть. Треугольник. — Он показал рукой. — Шаумяна. Казанская. Гранитная.
— И все? Не заузим ли штанишки?
— Не должны. — Зинченко вздохнул. — Не хотелось бы. Хотя скроили, прямо скажем, в самый притык.
— Н-да… — Кремер задумался. — А кроили-то из чего исходя?
— Из схемы очистных. Смотри. — Полковник показал в сторону проспекта Шаумяна. — Вот от того угла и до слияния Гранитной с Казанской, один коллектор. Все «хрущи» на данном треугольнике на нем сидят. Плюс девятиэтажка вот эта. Она тоже к той же системе подцеплена. А вон та, вторая — ту уже позже строили. Она за контуром.
— Нет, оно-то хорошо, что заузили, — сказал Кремер. — Вопрос в том, не слишком ли.
— А на сколько его в стороны раздвигать, контур этот? — возразил Зинченко. — Еще на квартал? А почему не на два? Почему не до самой набережной, до Малоохтинского? Нам, брат, с этим бы справиться Бог дал…
— Это уж точно, — согласился майор. — Накушаемся и тут. По полной программе.
В предрассветный полумрак ворвались металлические голоса громкоговорящей:
— ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ЖИЛЬЦАМ ДОМОВ С ТРИДЦАТЬ ШЕСТОГО ПО ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРОЙ…
— Синхронно орут, — удивился Кремер.
— Так транслируют потому что, вот и синхронно. Оператор из штаба по всем матюгальникам и вещает.
— …ПО УЛИЦЕ ГРАНИТНОЙ И ДОМОВ С ТРЕТЬЕГО ПО ДЕВЯТЫЙ ПО УЛИЦЕ КАЗАНСКОЙ, А ТАКЖЕ…
…ОСТАВАТЬСЯ В СВОИХ КВАРТИРАХ. НА ЛЕСТНИЧНЫЕ КЛЕТКИ И НА УЛИЦУ НЕ ВЫХОДИТЬ. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВТОРЯЕМ: ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ…
Вот оно. Началось. До этого момента Телешову казалось, что все, что происходит вокруг — чуточку не взаправду, чуточку понарошку. Как в кино. Нехорошем таком кино, но кино тем не менее.
Рев громкоговорящей отрезвил его мигом. Иллюзии испарились — как и не было. Оставаться в своих квартирах. Не выходить. Опасно для жизни.
И что теперь?
Знать бы, как поведут себя люди. Там, внутри. В квартирах. Усидят ли? Запаникуют? Или по инструкции, потому что — а что же еще делать?
А чего гадать-то, Сергей Михалыч, сказал он себе. Ты же и сам один из них. И там, в квартирах, тоже ты. Какие твои действия?
Ждать. Надеяться на то, что люди с матюгальниками свое дело знают.
Сергей осмотрелся. Резвый Пашинян при первых звуках громкоговорящей рванул к своим бойцам. Метрах в двадцати от Телешова он отдавал какие-то распоряжения группке МЧС-овцев, показывая рукой то на один дом, то на другой.
Надеяться, что вот такие, как Пашинян, — Зинченко, Кремер — свое дело знают. Наверняка знать нельзя, ляпались и эти ребята — да еще как ляпались. Но… По другому ведь тоже не получается. Иначе — анархия. Потоп. Хана.
Он снова посмотрел в сторону Пашиняна. Тот, перехватив взгляд Сергея, махнул рукой: давай сюда.
Сергей шагнул в направлении майора. Не бежать же ему, в самом-то деле. Не мальчик. Сделав еще пару шагов, Телешов, вопреки собственному суровому решению, все-таки перешел на бег. |