|
Однажды вечером Магудо пришел неожиданно и застал этого скота с Матильдой, соседкой-аптекаршей, оба были в одних рубашках и лакомились вареньем! На то, что Матильда была без юбки, ему наплевать, а вот варенье - это уже чересчур. Нет! Никогда он не простит, что они покупали сласти тайком от него, в то время как он питается одним черствым хлебом! Какого черта! Делиться, так делиться всем, не только женщиной! Уже три месяца длится их размолвка, без передышки, без объяснений. Жизнь их утряслась, они общались в случае необходимости при помощи коротких фраз, нацарапанных углем на стене. Тем не менее они продолжают делить одну и ту же женщину, точно договорившись о часах: один уходит, когда наступает черед другого, а по ночам они по-прежнему спят в одной постели. Что поделаешь, разговаривать особой нужды нет, а жить вместе приходится. Магудо продолжал растапливать печку и в негодовании швырял туда все, что попало. - И еще я тебе скажу, можешь не верить, если хочешь, - когда подыхают с голода, не так-то уж плохо не разговаривать. Молчание очерствляет, все равно что затянуть пояс потуже на пустой желудок... Ах, этот Шэн, ты и представить себе не можешь его крестьянское нутро! Когда он проел свои последние деньги, не сумев заработать живописью ожидаемое богатство, он пустился в торговлю, чтобы как-нибудь окончить обучение. Каково? Вот это парень! План у него был таков: он выписывал оливковое масло из Сен-Фирмена, откуда он родом, и, шляясь по городу, предлагал это масло богатым провансальским семьям, живущим в Париже. Длилось это недолго, он чересчур неотесан - его отовсюду выставили за дверь... От всей этой торговли остался только глиняный кувшин с маслом, и мы им подкрепляемся. В те дни, когда у нас есть хлеб, мы макаем его в масло. Магудо показал кувшин, стоявший в углу лавки. Масло просачивалось из него, на стене и на полу виднелись широкие жирные пятна. Клод перестал смеяться. Как обескураживает подобная нищета! Какие претензии можно предъявить к тем, кого она угнетает? Клод расхаживал по мастерской и уже не сердился, глядя на макеты, потакавшие вкусам публики, одобряя даже чудовищный бюст. В углу он наткнулся на копию, сделанную Шэном в Лувре: Мантенья, переданный с необыкновенной сухостью и точностью. - Прохвост! - проворчал он. - Какая точность, но лучшего он не добьется... Пожалуй, вся его беда в том, что он родился на четыре века позже, чем следовало. Стало очень жарко, и, снимая пальто, Клод сказал: - Долго же он ходит за табаком. - Знаю я этот табак! - сказал Магудо, который уже принялся за работу, поправляя баки на бюсте адвоката. - Табак за стеной... Когда он видит, что я занят, он тотчас бежит к Матильде, хочет урвать у меня мою долю... Вот идиот! - Значит, связь с ней длится? - Да, привычка! Она ли, другая ли! Да к тому же она сама лезет... А мне ее с лихвой хватает! Он говорил о Матильде без злобы, сказал только, что она, вероятно, больна. |
