|
И, обменявшись с друзьями молчаливым равнодушным рукопожатием, он отправился ночевать в Мелен. - Неудачник! - пробормотал Магудо. - Музыкант убил в нем живописца, из него уже никогда ничего не выйдет! Собрался уходить и Магудо. Едва за ним закрылась дверь, как Жори объявил: - Видели его последнее пресс-папье? Он кончит тем, что будет ваять запонки. Что за неудачник... растратил себя на мелочи! Но Матильда уже встала с места, сухо попрощалась с Кристиной и подчеркнуто-непринужденно, как это принято в свете, - с Анриеттой, и увела с собой мужа, который помогал ей одеться в передней, притихший и напуганный ее грозными взглядами, говорившими о том, что дома она сведет с ним счеты. Проводив их, Сандоз вне себя воскликнул: - Нет уж, дальше идти некуда! Это судьба: Жори, журналист, кропатель статеек, докатившийся до эксплуатации общественной глупости, третирует других как неудачников! Ах, эта Матильда - Возмездие! Клод и Кристина остались позже всех. Клод, забившийся в глубокое кресло, не произнес ни одного слова с тех пор, как гости стали расходиться, и снова впал в какое-то сомнамбулическое состояние, глядя неподвижным взглядом куда-то вдаль сквозь стены. На его лице застыло напряженное внимание, он подался всем корпусом вперед; наверное, он видел что-то, невидимое другим, слышал раздававшийся из тишины призыв. Кристина поднялась, принося извинения хозяевам за то, что они так засиделись. Анриетта схватила ее за руки, повторяя, что очень ее любит, умоляет приходить к ним почаще, всегда обращаться к ней как к сестре; а несчастная женщина, трогательно-обаятельная в своем черном платье, качала головой, и бледная улыбка не сходила с ее губ. - Послушайте, - шепнул ей на ухо Сандоз, бросив взгляд на Клода, - не надо приходить в отчаяние... Он был сегодня очень разговорчив, веселее, чем обычно. Все в порядке! Но в ответе Кристины прозвучал страх: - Нет, нет, посмотрите на его глаза! Пока у него будут такие глаза, я не успокоюсь... Вы сделали все, что могли, спасибо! А то, что вам не удалось, никому не удастся. Ах, как я страдаю оттого, что я бессильна, что ничего не могу сделать!.. И добавила громко: - Клод, ты идешь? Она была вынуждена дважды повторить вопрос. Клод не слышал ее, а потом вдруг вздрогнул, поднялся и сказал так, будто отвечал на далекий призыв, прозвучавший откуда-то из-за края горизонта: - Иду, иду! Оставшись наконец вдвоем в гостиной, где стало душно от горевших ламп и воздух как бы сгустился от грустного молчания, сменившего гул резких спорящих голосов, Сандоз и его жена переглянулись, разочарованные неудачей этого злополучного вечера. |
