|
Рэндер опустил свой бокал на столик и стал ждать ее следующего замечания. Он знал, что двое не могут играть в Сократов, и рассчитывал, что будут еще вопросы, прежде чем она скажет то, что хотела сказать. - Что было самое интересное из того, что вы видели? - спросила она. "Да, - подумал он, - я правильно угадал". И вслух сказал: - Погружение Атлантиды. - Я серьезно. - И я тоже. - Вы специально говорите загадками? - Я лично утопил Атлантиду. Это было года три назад. О, боже, как она была красива! Башни из слоновой кости, золотые минареты, серебряные балконы, опаловые мосты, малиновые знамена, молочно-белая река между лимонно-желтыми берегами. Там были янтарные шпили, старые, как мир, деревья, задевающие брюха облаков, корабли в громадной гавани Ксанаду, сконструированные изящно, как музыкальные инструменты; двенадцать принцев королевства собрались в двенадцатиколонном Колизее Зодиака, чтобы слушать играющего на закате грека - тенор-саксофониста. Грек, конечно, был моим пациентом-параноиком. Этимология довольно сложная, но именно это я ввел в его мозг. Я дал на некоторое время свободу его воображению, а затем расколол Атлантиду пополам и погрузил всю на пять фантомов. Он снова заиграл, и вы, без сомнения, с удовольствием слушали бы его, если вы вообще любите такие звуки. Он здоров. Я периодически вижу его, но он уже больше не последний потомок величайшего менестреля Атлантиды. Он просто хороший саксофонист конца ХХ столетия. Но иногда, оглядываясь назад, на тот апокалипсис, который я сработал в его видении величия, я испытываю чувство утраченной красоты - потому что на один миг его ненормальная интенсивность чувств была моей, а он чувствовал, что его сон был самой прекрасной вещью в мире. Он вновь наполнил бокалы. - Это не совсем то, что я имела в виду, - сказала она. - Я знаю. - Я имела в виду нечто реальное. - Это было более реально, чем сама реальность, уверяю вас. - Я не сомневаюсь, но... - Но я разрушил основание, которое вы сложили для вашего аргумента. О'кей, я прошу прощения. Беру свои слова назад. Есть кое-что, что могло бы стать реальным. Мы идем по краю большой песчаной чаши. В нее падает снег. Весной он растает, вода впитается в землю или испарится от солнечного жара. И останется только песок. В песке ничего не вырастет, разве что случайный кактус. В песке никто не живет, кроме змей, немногих птиц, насекомых и пары бродячих койотов. В послеполуденные часы все эти существа будут искать тень. В любом месте, где есть старая изгородь, камень, череп или кактус, могущие укрыть от солнца, вы увидите жизнь, съежившуюся от страха перед стихиями. Но цвета невероятны, и стихии более красивы, чем существа, которых они уничтожают. - Поблизости нет такого места, - недоуменно сказала она. - Если я говорю, значит, есть. Я видел его. - Да... вы, наверное, правы. - И имеет ли значение, лежит ли это прямо за нашим окном или нарисовано женщиной по имени О'Киф, если я это видел? Он снова наполнил бокалы. - У меня ущербны глаза, а не мозг, - произнесла она после небольшой паузы. Он зажег ей сигарету и закурил сам. - Я увижу чужими глазами, если войду в чужой мозг? - Нейроморфология основана на том факте, что две нервные системы могут разделить один и тот же импульс, одни и те же фантазии. |
