– Что ж, – проговорила женщина, – жаль, что Карин не хочет к нам спуститься.

– Да. Она плохо себя чувствует.

Майки поднял голову и встретился с ней взглядом. Почувствовал, что краснеет, и понял, что она заметила. Она посмотрела на часы:

– Когда же ваша мама придет? Может, позвонишь ей еще раз?

Надо было лучше подумать, прежде чем врать, что мать в магазин выскочила. Наворотить какую-нибудь историю о больном родственнике, который далеко живет. В Ирландии, например, – вообще беспроигрышный вариант. Целый день в дороге.

– Может, если она и на этот раз не ответит, оставишь сообщение и попросишь ее перезвонить?

Он уже успел возненавидеть голосовую почту на телефоне матери. За последние дни он общался с ней тысячу раз, и каждый раз голос на том конце был безразличным и звучал так, будто ему абсолютно все равно. А когда вчера вечером мать все-таки появилась, он все ей высказал – как его бесит, когда он остается за главного и не имеет даже понятия, куда она запропастилась и все ли с ней в порядке. Мать заплакала. Начала извиняться. Короче, ничего нового.

– Эй, мам, это я. Тут пришла женщина из полиции по делу Карин, хочет поговорить с нами, забыла? Мы сидим и ждем тебя, может, поторопишься? – Он повесил трубку и выдавил из себя улыбку: – Можете со мной поговорить. Если она не вернется до вашего ухода. А я потом ей все передам.

Женщина кивнула:

– Я бы кое-что хотела обсудить и с тобой, Майки, но надеялась все-таки увидеть маму… и Карин тоже. Хочу объяснить вам всем, почему посчитала нужным привлечь социальную службу.

– Вы до смерти Холли напугали, когда явились на прошлой неделе.

– Да, она открыла дверь и, кажется, очень расстроилась. Извини. Но у нас была договоренность, и твоя мать знала. Она разве тебя не предупреждала?

Нет, черт возьми, ни слова не сказала – и он поверить не мог, что она скрыла от него такое. Может, поэтому и сорвалась тогда? Кого угодно испугает коп, настучавший в соцслужбу.

– Я работаю с Карин уже достаточно давно, Майки, и, как ты, наверное, знаешь, она часто отказывается со мной разговаривать. К полиции она относится подозрительно и не разрешает передать ее контакты другим службам, к примеру психологу или в кризисный центр для жертв изнасилования. – Услышав это слово, Майки вздрогнул. Как он его ненавидел. – За те недели, что мы с ней общались, я пришла к выводу, что, возможно, в вашей семье существуют более глубокие проблемы и именно они мешают ей преодолеть кризис.

– Какие такие проблемы?

– Сложный вопрос, Майки, но позволь привести пример. Я заметила, что ваша мама днем часто спит – значит, Карин много времени проводит одна. Также она заботится о младшей сестре и чувствует себя ответственной за выполнение различных домашних обязанностей – готовка, уборка, – а ведь ей сейчас это совершенно ни к чему.

– Она всегда этим занималась. Ей нравится.

– Возможно, но именно сейчас она в безвыходном положении. Вот я и подключила социальную службу, чтобы ее работники помогли мне составить более корректное представление о вашей семье.

– Вот вы сами сейчас сказали, что Карин относится к вам подозрительно, и сами сделали хуже. Думаете, если начать шпионить за нашей семьей, она проникнется к вам доверием?

– Этой мой долг – сообщать обо всем, что внушает беспокойство, Майки, а если честно, в вашей семье меня многое беспокоит.

– Например, то, что матери захотелось вздремнуть посреди дня?

– Не только. Холли, например.

– Холли? А с ней-то что не так? У нее все в порядке.