То есть она присутствовала четыре дня из десяти.
– Я знаю, что значит шестьдесят процентов.
– Ну да, конечно, прости. – Она поставила чашку на стол. – В последние два раза, когда у нас с Карин была назначена встреча, мне просто никто не открыл.
Когда на прошлой неделе я пришла вместе с людьми из соцслужбы, у них была договоренность с твоей матерью. Дверь открыла Холли и сказала, что не знает, где мать. Нас это, понятное дело, обеспокоило.
Он откинулся на спинку дивана и сложил руки на груди. Все это было очень похоже на одну из головоломок, что так любила Холли: никогда не знаешь, какой ответ правильный, какой нет.
– Может, мама решила прогуляться?
Вполне нормальное объяснение, но женщина-полицейский лишь нахмурилась в ответ.
– У Холли живот заболел, – добавил он. – Я теперь вспоминаю, поэтому она тогда не ходила в школу. А мама, наверное, пошла в аптеку за лекарством. Карин была дома, поэтому Холли не оставалась одна ни на минуту. Она небось сказала, что не знает, где мама, потому что так интереснее. Холли у нас обожает придумывать всякое. Признак смышлености.
– А ты где был в тот день, Майки, если позволишь спросить?
Он вспомнил Элли и купание в реке, вызов в ее глазах, когда она сказала, что ему слабо прыгнуть в воду. И ее прозрачную рубашку, кружевной лифчик.
– На работе.
То, что у него есть работа, наверняка сыграет в его пользу.
Она сделала еще глоток чаю и снова посмотрела на часы:
– О’кей, похоже, мама ваша не собирается возвращаться, так что давай перенесем встречу. Но перед уходом, Майки, хочу спросить твоего совета. Насчет Карин и того, что с ней происходит. Как думаешь, как бы я могла ее поддержать? Какая помощь ей сейчас нужна больше всего, чего ей не хватает?
Что ему было на это ответить? Восстановления справедливости? Мести за содеянное? Смерти Тома Паркера?
– Не знаю. Просто слишком уж все это затянулось. Она мне вчера призналась, что уже жалеет, что вообще сообщила о случившемся. При мысли о том, что придется выступать в суде, ей очень страшно, понимаете?
– Конечно, и я могу помочь, Майки. Пообщаться с руководством школы от ее имени, поговорить с врачом, если она того захочет, держать ее в курсе всех новостей по делу и помочь подготовиться к судебному процессу. Ей будет нелегко, Майки. Но я здесь, чтобы ее поддержать, поверь.
– А еще она не хочет выходить из квартиры, вы это знали? Говорит, что боится наткнуться на него, вот и торчит все время дома.
– Ему строго запрещено приближаться к вашему дому, находиться в центре города или около школы. Я об этом Карин уже говорила.
– Но его дружки вполне могут до нее добраться.
– И это тоже будет нарушением условий освобождения. Если хоть кто-то станет запугивать Карин или передавать сообщения ей от Тома, ты должен немедленно мне сообщить.
– А что будет, когда все закончится? Вы же просто бросите ее, да? После суда она никогда вас больше не увидит.
– И именно поэтому так важно, чтобы Карин обратилась в соответствующие службы, которые могли бы помочь ей уже сейчас и продолжили бы помогать потом.
Если бы ты убедил ее хотя бы взглянуть на брошюры, которые я оставила, я была бы тебе очень благодарна. Может, и тебе так полегче будет, Майки, как знать. – Она поставила чашку. – А как Холли переживает случившееся с Карин? Ей рассказали? Вы вместе эхо обсуждаете?
Майки покачал головой:
– Она же еще ребенок. Не поймет.
– А она не спрашивает, почему Карин больше не ходит в школу, почему так расстроена?
– Карин ведь уже заканчивает школу. Холли думает, ей так грустно, потому что ее парень бросил.
– Это ты ей сказал?
– Ну, вроде как. |